Томми оторвал скобу. Взвесил ее. Она был довольно тяжелой.

Когда Джерико открыл дверь, Томми был готов.

Большой парень успел моргнуть, а потом его глаза лишь широко открылись, когда Томми вскочил и воткнул тупой угол лезвия ему в череп прямо над правым глазом. Это было чертовски приятно.

Джерико закричал – слушать это тоже было весьма приятно – и отлетел назад по коридору, впечатавшись спиной в противоположную стену. Там он сполз на пол и, застонав, потянул скобу из головы. Кровь заливала его глаза. Он посмотрел на Томми, обалдев, как будто не мог понять, что случилось.

Томми двинулся на Джерико.

– Дай мне это, – сказал он и схватил скобу. Джерико отпустил ее. О чем он думал, Томми не знал. Сам Томми не боялся – скорее гнев, стыд, отголоски прежнего страха слились в нечто такое, чего он никогда не чувствовал раньше. Он ощущал в себе огромную силу и власть, которые давала победа над любым врагом.

– Я истекаю кровью!

– Это продлится недолго, – сказал Томми.

Он снова поднял скребок и воткнул в тело Джерико.

К той ночи, когда он убил первого своего врага, Томми Спирсу едва исполнилось девять…

– Дьявольщина, – прохрипел один из солдат Спирса.

Генерал оторвался от приятных воспоминаний и мельком глянул на упавшего солдата. Удивительно. Все воспоминания пронеслись в голове, может, секунд за пять в реальном времени, как сжатый файл данных.

Один из трутней стоял, готовясь к нападению.

Спирс медленно шагнул вперед, стараясь встать так, чтобы свет сверху падал прямо ему на лицо. Убедился, что чужой его видит.

– Ты знаешь, кто я такой, – сказал он и вытащил из-за пояса пульт управления. – А королева знает, что это такое, – он показал рукой на передатчик.

Пол отсека для яиц мог заполыхать взрывами – именно такое зрелище транслировалось на экране. Спирс убедился, что королева знала об этом. Разумеется, сейчас она призовет своих трутней спасать яйца, надеясь найти для них безопасное место, но у нее не будет времени, чтобы переместить их все, и, кроме того, она не могла знать, что Спирс заминировал всю эту гребаную станцию и в любой момент может отправить ее на орбиту.

Королева знала обо всем, что видели трутни.

Трутень зашипел, затем развернулся и побежал в противоположную сторону.

– Вот дерьмо, – снова сказал солдат. – Он испугался вас!

– Чертовски верно, – кивнул Спирс. – И у него есть причины. Пошли.

Взвод подчинился без колебаний.

– Пауэлл?

– Туда, – сказал майор.

Уилкс повернулся, чтобы посмотреть на девушку.

– Я в порядке, – сказала Билли, запыхавшись. – Но Митч…

– …невкусный, – перебил ее Уилкс. – Если он не будет дергаться, они пройдут мимо.

– Спирс не пройдет, – возразил Пауэлл.

– Спасибо, майор. – Потом Уилкс снова обратился к Билли: – Послушай, он знает, куда мы бежим, он будет делать то, что может, чтобы убедиться, что мы смогли сделать это, и тогда он присоединится к нам.

– Я не могу оставить его здесь, – сказала Билли.

– Отлично. Мы подождем его. Обещаю.

Билли кивнула. Придется поверить. У нее нет выбора – остается доверять Уилксу.

Позади них кто-то закричал, затем послышался звук булькающей жидкости.

– Часики тикают, ребята.

Билли показалось, что она бежит большую часть своей жизни. Однако это было не то время и не то место, чтобы останавливаться и подводить итоги.

– Иди, – сказала она. – Я за тобой.

Они побежали.

Уилкс не боялся смерти. Он бежал туда, где, по его мнению, сейчас находилось самое безопасное место на этой крошечной планетке. Если ему не удастся спастись – что ж, очень плохо. Капрал и так жил в долг со времени первой встречи с чужими уже много лет. Сколько уже? Двенадцать, четырнадцать стандартных лет? Билли тогда было десять, надо бы спросить, сколько ей сейчас. Он должен был умереть со своим отрядом, но этого не случилось, и он потратил много выпивки, пытаясь забыть тот кошмар. Судьба не хотела его смерти, но тот, кто должен управлять миром, не говоря уже о командовании Колониальной морской пехоты, снова ткнули прошлым ему в лицо. Где-то по пути он придумал новую цель: уничтожить пришельцев вплоть до последнего трутня, до последнего яйца. Собственная гибель помешала бы капралу выполнить его миссию, и это волновало Уилкса больше, чем сама смерть. В его жизни когда-то присутствовал и обычный человеческий страх, но эти времена давно миновали.

Несколько лет назад, во время одного из двухнедельных наркотических запоев, Уилкса подобрали гражданские. Он был абсолютно голым и даже его имплантированные личные номера оказались вытравлены грабителями, которые пытались убить его так, чтобы власти не опознали тело. Не зная, что он военный, гражданские оттащили его в медцентр и там вкатили стандартный курс лечения и ухода, который включал в себя и общение с психиатрами. Это был учебный госпиталь, и там оказалось много молодых врачей, желающих работать со столь явно впавшим в депрессию пациентом; ведь все считали, что шрам на его лице свидетельствует о психическом расстройстве.

В госпитале достаточно быстро установили, что Уилкс профессиональный морпех, и диагностировали его проблемы. Но в ожидании приезда представителя военной медицины, который должен был забрать его, местные врачи провели все возможные эксперименты с его мозгом, какие могли. Шансы, подобные этому, не выпадают слишком уж часто.

Во время одного из этих сеансов, проводимого привлекательной молодой женщиной, которую при других обстоятельствах Уилкс попытался бы затащить в постель, он впервые услышал о синдроме Дока Холидея.

Холидей, как он понял, был в прежние земные времена то ли стоматологом, то ли кем-то в этом роде. У него развилась страшная и в то время неизлечимая болезнь.

– И поэтому он собрал вещи, переехал в более сухой климат, который облегчал его состояние, и стал профессиональным картежником и бандитом. Он участвовал в ряде боевых столкновений, и хотя он не был особенно искусным стрелком, ему всегда удавалось одержать верх над своими противниками. Вот например: однажды мистер Холидей стрелял в человека прямо в общественном питейном заведении из оружия, в то время называемого револьвером. Он был в семи метрах от своего противника, полностью разрядил свое оружие, и промазал. Если учитывать, что этот револьвер без промаха бил в умелых руках метров на пятьдесят, это считалось плохой стрельбой. Впоследствии Холидей перешел на обрез, который, насколько я осведомлена, весьма опасен при стрельбе по крупным мишеням.

– Как интересно, – сказал Уилкс молодому психиатру. Вероятно, стоило все же попытаться трахнуть ее, хотя бы для того, чтобы она заткнулась.