Тело я увидел почти сразу же, стоило нам выскочить на берег возле дома на утесе. Скрюченный парень, переломанный, синий, раздутый, как губка, с вылезшими из орбит глазами, с запекшейся на губах пеной, клочками волос на голове. Он был голый, кости ребер неестественно торчали в стороны, грозясь прорвать кожу, пальцы на руках и ногах изменены лишь наполовину, челюсть вытянута и выдвинута вперед. Вокруг уже кружили мухи, воняло гнилью, разложением.

Я заставил Бартон остановиться, дернув за руку на себя, задвинул за спину.

- Мы доставим его к тебе в морг. Спасибо, - я потянулся к телефону, но не успел ничего сделать. Эмили вышла из-за моей спины, встала напротив, сжав пальцами мою руку с телефоном.

- Мне не надо твое спасибо, Марк. Поговори с отцом! – глаза гневно сверкнули, а волчица, развернувшись и подняв свои вещи с песка, ушла в сторону поселка.

Я все-таки вызвал стражей и Арта.

Мы торчали на чертовом берегу несколько часов, все еще искали следы, одежду, мобильник, хоть что-то, когда… Когда на Кристин напали, когда она дралась с неизвестным оборотнем, когда истекала кровью, когда звала на помощь.

Я рванул к больнице сразу же, как только узнал. Рванул сломя голову, не обращая внимания на окрики и на то, что мы так ничего и не нашли.

После того, как Хэнсон привезли к Эмили, после того, как Бартон показалась из операционной и сказала, что Головастику ничего не угрожает, только после этого отец организовал внеочередной созыв стражей. Было решено ввести некое подобие комендантского часа. С сегодняшнего дня ходить по территории волчицам разрешалось только вместе с мужчинами, не выпускать щенят в лес, не выходить за переделы территории стаи и не охотиться в одиночку.

В больницу я вернулся только далеко за полночь, открыл дверь, заходя в пустое, тихое помещение, прислушался.

Тихие, слабые, очень жалкие стоны раздавались из палаты Крис, и я бросился туда. Не понимая, где носят черти Эмили, мать ее, Бартон!

Крис…

Ее принесли в поселок всю в крови, густая шерсть слиплась, потемнела, стала почти черной у горла и на боку, кровь тонкой струйкой продолжала сочится из ран. Головастик тяжело, хрипло дышала, ветки и обломки листьев застряли в меху, голова безвольно свисала вниз с рук Арта. Обеспокоенного, нервничающего Арта. Вечного шута.

А теперь она скулила там, в палате, и рядом не было никого.

Звук был настолько жалким и страшным, что резал меня как по живому, я толкнул дверь и замер всего лишь на миг.

Стонала и скулила не Крис. Волчица спала спокойно, ровно и мягко дышала, медленно опускалась и поднималась грудная клетка, белели бинты. Никаких капельниц, никаких иголок, никаких приборов.

Стонала Эмили.

Волчица стояла возле окна, вцепившись наполовину изменившимися пальцами в подоконник, и стонала. Кресло, стоявшее рядом, сейчас было перевернуто, наружу торчала набивка, такая же белая, как и бинты. Из прокушенной губы девушки на выбеленный дуб капала кровь, когти так глубоко впились в дерево, что, казалось, ее пальцы утопают в нем, как в пластилине.

- Эмили, - позвал я, осторожно, приблизившись. – Как тебе помочь?

- …к черту! – проскулила Эм, и ее тело выгнуло назад с такой силой, что хрустнули позвонки, откинулась голова, удлинились кости, стали острее локти.

- Хрен тебе, - пробормотал я, кладя свои ладони на запястья Эмили. Надо было оторвать ее от этого чертового подоконника так, чтобы не навредить, не сделать больно.

- Ты перепутал волчиц, - прошипела Эмили, и ее снова выгнуло. Тело было деревянным, непослушным. Синий чулок словно окаменела.

- Крис спит, а тебе нужна помощь, - я с силой дернул правую руку, и когти легко вышли из подоконника, так же легко поддалась и левая. А зазнайка вдруг обмякла и наверняка упала бы мне под ноги, если бы я не успел вовремя ее подхватить.

- Говори, что мне делать.

Эм на миг открыла полные боли глаза. От нее пахло кровью и чем-то непонятным, какой-то химией. Сильный, стойкий запах.

- Отнеси меня в кабинет, - прошипела девушка. Следующий ее стон почти оглушил.

Твою же ж мать!

Эм потеряла сознание на те несколько минут, что я шел от палаты Крис к ее кабинету. Но очнулась, стоило ее голове коснуться подушки на кушетке.

- Эм, что мне делать?

- Ты ничего не сможешь, - прохрипела Бартон, кусая губы. – Иди к Крис. С ней…

- Зазнайка.

- Иди к Крис! – громче повторила она, настойчивее. – Ты мне не поможешь! Это… оно внутри, - и девушка закричала. Громко, протяжно. Отвернулась от меня, сжавшись в комок. Вдоль тела прошла крупная волна дрожи. Раздался хруст костей скелета, сильнее запахло потом и кровью. Маленькую, детскую фигурку Зануды выгибало и ломало, ее боль я почти ощущал кожей. Она колола иголочками, пробираясь внутрь, висела в воздухе, вокруг синего-чулка плотным коконом, стелилась по полу.

Это было неправильно. Так не должно было быть.

И я должен был помочь, просто обязан. Мой зверь рычал и скалился, ему не нравилось, что волчица стаи мучается и корчится, а я… мы ничего не делаем.

Вот только что я могу?

Что…

Я втянул в себя воздух, хрустнул шеей и подпустил зверя так близко к поверхности, как мог, чтобы не обернуться. Чем бы оно ни было, то, что терзало сейчас Бартон, что она забрала у Головастика, оно действовало в первую очередь на животное внутри. На человека не влияло, так ведь?

Надеюсь, я прав.

Я подошел к койке, ощущая, как близко стою у грани оборота, и с силой развернул девушку к себе. Эмили отбивалась, металась, старалась стряхнуть мои руки, скалилась и рычала. Сейчас, изменившаяся только наполовину, она была сильна. И не было ничего человеческого в ее взгляде. Глаза – как два желтых, ярких, полных боли уголька, узкий зрачок, почти превратившийся в точку, оскаленный рот.

Когти Эмили разодрали мне руки. Девушка не понимала, что делает. Ей просто было больно.

- Прекрати бороться со мной! – собственный голос звучал грубо, одно сплошное рычание, с трудом удалось перехватить скрюченные пальцы, нацеленные в лицо и шею.

Эмили не послушала, яростнее дернулась из захвата, рванулась.

- Прекрати! – я давил на нее, давил на ее зверя своим, заставляя, вынуждая подчиниться, покориться, отступить.

У меня не было уверенности в правильности своих действий. Я не до конца понимал, что происходит и что должно произойти в итоге, когда волчица Бартон сдастся. Зато, похоже, у животного внутри меня такая уверенность была. А ему я привык доверять. Поэтому решил сейчас променять рациональное сознание человека на дикие инстинкты животного.

Эмили затихла на миг, почти расслабившись, лопатки коснулись кушетки, судорожный выдох сорвался с искусанных в кровь сухих губ.