На расстоянии двадцати ярдов вокруг не было ни души. Между ним и лагерным валом простиралась — будто жатая полоса — просека растоптанных шатров, среди которых беспорядочно лежали тела убитых и раненых. Некоторые из последних сил силились подняться, другие слабо звали на помощь.

Правее — опять, растоптанные шатры — на этот раз явно копытами лошадей. Здесь царила мертвая тишина. Дружинники Карри, похоже, пронеслись через лагерь, рубя все, что двигалось. Там, где прошли всадники, в живых не оставалось никого.

А значит, прежде чем франки успеют оправиться от внезапного нападения, построить ряды, Карри со своими людьми окажется в самом сердце их временной крепости, и битва будет необратимо выиграна или потеряна.

Но что же происходит сейчас? Скагги думал со спокойствием и холодным расчетом, которые оставляли немного места сомнениям. Как найти в этой суматохе Вестреда? Как добраться до кузни и отыскать Бьерна? И главное — как сделать так, чтобы его не зарубили случайно свои же?

— Лагерь в огне… — пробормотал во сне Ванланди. И вновь среди собравшихся в Круг детей Брагги воцарилось напряженное молчание.

— Моя смерть — простая необходимость, — раздался вдруг холодно-спокойный голос Эгиля. — Если я буду мертв, оборотный эриль не сможет защитить лагерь рунной волшбой.

Никто не решился ему ответить.

Схватка кипела по всему лагерю. Скагги прикинул, что если шатры герцогской свиты раскинуты возле кораблей, то и Вестред, возможно, находится сейчас где-то возле реки… И побежал. Но не в ту сторону, где схватки кипели жарче всего. Нет, там одинокий плохо вооруженный мальчишка едва ли сыщет что-нибудь, кроме скорой смерти. Скагги бросился в противоположном направлении, к частоколу стен, еще темному, еще спокойному. Нет, не совсем спокойному.

Только добежав почти до самого вала, Скагги обнаружил, что бой идет не только в центре лагеря, не только у кораблей, но и вдоль всего частокола. Во тьме летели копья, по широкой дуге влетали через колья частокола пущенные из пращи комья горящей пакли. Это означало, что гаутрек Карри Рану послала людей напасть на лагерь со всех сторон. Скагги сам удивился, что не испытывает ни страха, ни горячки боя, в голове было совершенно ясно. У морского конунга не могло быть столько воинов, чтобы напасть на лагерь по всему его периметру, значит, она каким-то образом собрала местных крестьян — тех, у кого не было возможности бежать от войска Вильяльма, и именно они сейчас через частокол забрасывают франков стрелами и камнями. Каждый из франков рванулся к ближайшему месту опасности. К тому времени, когда они разберутся что к чему, опять же Карри или победит, или проиграет.

Скагги застыл на месте, прикидывая, где сейчас может оказаться сама Карри, и решил, что это должно быть у герцогского шатра. В лагере говорили, что Вильяльм ни на шаг не отпускает от себя Вестреда, значит, и он тоже будет где-то там.

Из освещенной кострами пожара темноты вынырнула высокая полусогнутая фигура. Прихрамывая, франк с трудом вывалился на свободное место, из рассеченного бедра у него хлестала кровь, в руке он еле-еле удерживал полуторный меч.

— Брат, — прохрипел франк, — задержись на минутку, помоги остановить…

Скагги, не раздумывая, ударил его своим коротким мечом снизу под дых, повернул клинок, вырвал.

«Один», — не испытывая совершенно никаких чувств, подумал он, подбирая выпавший из руки франка меч.

Карри Рану из рода Асгаута, любимая дочь, характером пошедшая в своего отца, мармирского ярла Рану Мудрого, взирала на битву через прорези боевой маски в разочаровании и ярости.

Им надо прорваться! Еще один рывок, и отчаянное сопротивление личной охраны герцога у шатров свиты Вильяльма будет сломано, герцог и его люди, и, что самое важное, этот оборотный эрилий, падут в крови и огне. Лишившись своего вождя, остатки франкской армии смешаются, отступят…

Но если они выдержат… Если они продержатся еще несколько минут, то привычные к войне на суше франки опомнятся, звуки рога соберут ратников в отряды. Карри Рану уже приходилось сталкиваться с дружинами Вильяльма. Ей ли не знать, какой дисциплине заставляет подчиняться норманнских ратников сын Хрольва.

Очень скоро франки догадаются, что несмотря на то, что на лагерь их идет атака со всех сторон, по всему периметру, атакуют их всего лишь бонды со своими домочадцами, разозленные крестьяне, у которых оружия-то: пращи, дубины да факелы. Догадаются, что горящими стрелами засыпает их корабли не огромная дружина, а каких-то несколько дюжин освобожденных рабов. Догадаются и о том, что единственный настоящий противник — здесь, и нигде больше. Две дружины, две долгие сотни. И вот тогда франкские ратники соберутся, подтянутся сюда, сомкнут ее людей числом, и на этот раз уже ее дружина замечется как взятые в кольцо волки.

Карри непроизвольно тронула коня, и тут же возле нее оказался Гвикка, прикрывая ее щитом и одновременно загораживая ей путь.

— Подожди…

Не успел он еще договорить, Карри к безмерному своему облегчению увидела в гуще франков огромную фигуру. На фоне расцвеченного заревом костров неба над лагерем раз за разом взметалась над прикрывающими островерхие шлемы щитами, кружила над порослью пик двуручная боевая секира. Со скрежетом проламывались щиты, звенели под ударами кольчуги.

Раскачивающаяся вокруг исполина свалка тел и стали вынесла вдруг тело, рассеченное от шеи до поясницы.

— Бьерн! — не сдержала радостного крика Карри. И исполинская фигура, развернувшись в ее сторону, стала прорубать себе дорогу, размахивая огромной секирой, будто детской игрушкой, будто приглашала поиграть в эту веселую игру каждого встреченного франка. И франки с дерзостью безумцев или детей принимали вызов, бросались на гиганта стаей бешеных собак, и все же медленно, но верно Бьерн прорубался к краю схватки.

— Наконец-то! — только и выдохнул Большой Кулак, оказавшись подле нее. — У вас для меня коняга найдется или убираемся отсюда пешком?

И только тут Карри поняла, что сейчас и еще один скажет: «Уходим», скажет, что это не последняя битва, а только один из набегов. И ей придется отступить. Если удастся. Ведь большая часть ее сегодняшней армии — деревенские бонды и их родня — уже отходят назад. Они свое дело сделали: перевалили через вал вслед за дочерью запомнившегося своей щедростью ярла, перерезали спящих, напали на стражу и подожгли, сколько могли, шатров. Но они никогда не собирались стоять в строю и обмениваться ударами один на один с закаленным сражениями за Нормандию франкским воинством.

Застать неприятеля врасплох, заспанного и безоружного — да. Но сражаться с ним, когда ратники очнулись, готовы к бою, да еще разъярены — это уж дело дружины ярла и его херсиров. И на ирландцев нет особой надежды, и они тоже уже отошли, повинуясь приказу Гвикки. Отошли к лесу, охранять лошадей и повозки.

Один прорыв, молила Карри, один прорыв, и мы нападем на них со всех сторон. Один прорыв, и мы доберемся до этого проклятого полутрупа. И никого из воинов не сломит больше чужая волшба! И никого из них не постигнет горькая судьба Иви-конунга! И перестанут погибать в мучениях дети Брагги, отдавая свой дар этому колдуну! И по лесам не будут валяться трупы зарубленных дренгов! И тела пастухов на пастбищах! И трупы детей не станут больше бросать в колодцы. И Скьельф…