Он снял номер в ночь на субботу в маленькой уютной гостинице«Джэксон Хаус» на главной улице. Гостиницу основательно переоборудовали, и этостоило, надо думать, немалых денег, но владельцы, по-видимому, считали, что онасебя окупит благодаря новому лыжному курорту. Увы, курорт прогорел, и теперьмаленькая уютная гостиница едва сводила концы с концами. В четыре часа утраДжонни вышел из номера с «дипломатом» в левой руке; ночной портье клевал носомнад чашкой кофе.

Джонни почти не спал, только после полуночи задремалненадолго. Ему приснился сон. 1970 год. Ярмарка. Они с Сарой стоят передрулеткой, и вновь то ощущение сумасшедшего, безграничного могущества. И запахплавящейся резины.

«А ну-ка, – раздался у него за спиной тихий голос. – Хотелбы я посмотреть, как вздрючат этого типа». Он обернулся и увидел Фрэнка Додда вчерном прорезиненном плаще, с широченным – во всю шею, от уха до уха – разрезомвроде кровавого оскала, с жутковатым блеском в остекленевших глазах. Ониспуганно отвернулся к рулетке – но теперь за крупье был Грег Стилсон в своейжелтой каске, лихо сдвинутой на затылок, с многозначительной улыбочкой,адресованной Джонни. «Эй-эй-эй, – пропел Стилсон, и голос его звучал утробно,гулко, зловеще. – Ставьте куда хотите. Что скажешь, дружище? Играемпо-крупному?»

Джонни был не прочь сыграть по-крупному. Стилсон запустилрулетку, и вдруг внешнее поле стало на глазах зеленым. Каждая цифрапревратилась в двойное зеро. Куда ни поставь – выигрывал хозяин.

Он вздрогнул и проснулся. И до четырех сидел, тупо глядя втемноту сквозь заиндевелые стекла. Головная боль, терзавшая его с моментаприезда в Джэксон, отпустила, он чувствовал слабость, но зато пришлоспокойствие. Он сидел, сложив руки на коленях. Он не думал о Греге Стилсоне, ондумал о прошлом. Вспоминал, как мать заклеивала ему пластырем ссадину наколене; как собака порвала сзади смешное летнее платье бабушки Нелли и как онхохотал, пока Вера не дала ему затрещину, оцарапав лоб обручальным кольцом с камешком;как отец учил его наживлять крючок, приговаривая: Червям не больно, Джонни… покрайней мере, мне так кажется. Он вспоминал, как отец подарил ему, семилетнему,перочинный нож на рождество и очень серьезно сказал: Я тебе доверяю, Джонни.Все эти воспоминания нахлынули разом.

…Он шагнул в пробирающий до костей утренний холод, и егоботинки заскрипели по дорожке, проложенной в глубоком снегу. Изо рта вырывалсяпар. Луна зашла, зато звезд на черном небе было пропасть сколько. Господнисокровища, называла их Вера. Перед тобой, Джонни, господни сокровища.

Он прошел несколько кварталов по главной улице и,остановившись перед крошечной почтой, выудил письма из кармана пальто. Письмаотцу, Саре, Сэму Вейзаку, Баннерману. Зажав «дипломат» между ног, он открылпочтовый ящик, стоявший перед аккуратным кирпичным строеньицем, и посленедолгого колебания бросил в щель письма. Он слышал, как они ударились о дно –без сомнения, первое почтовое отправление города Джэксона, – и с этим звукомвозникло смутное чувство наступившей развязки. Письма отправлены, обратнойдороги нет.

Он подхватил «дипломат» и двинулся дальше. Снег скрипел подногами. Большой термометр над входом в банк Гранитного штата[48] показывалминус три, в воздухе были разлиты тишина и покой, какие бывают только в такиевот морозные утра в Нью-Гэмпшире. Ничто не шелохнется. Дорога пустынна.Ветровые стекла припаркованных автомашин незрячи из-за снежной катаракты.Темные окна, закрытые ставни. Все казалось Джонни каким-то зловещим и в то жевремя святым. Он отогнал эту мысль. Не на святое дело шел он.

Он пересек Джаспер-стрит, и перед ним выросло зданиеобщественного центра, белое и изящное в своей строгости среди сугробовпосверкивающего снега.

Что ты будешь делать, умник, если дверь заперта?

Ничего, найдет способ преодолеть этот барьер. Джонниогляделся по сторонам – вокруг ни души. Да, если бы сегодня перед жителямигорода держал речь президент, все было бы, разумеется, иначе. Здание было быоцеплено еще с вечера и охранялось изнутри. Но ждали всего лишь конгрессмена,одного из четырех сотен, невелика шишка.

Джонни поднялся по ступенькам и нажал на ручку. Она легкоповернулась. Джонни шагнул в холодный вестибюль и плотно прикрыл за собойдверь. Головная боль возвращалась, пульсируя в такт ровным гулким ударамсердца. Он поставил «дипломат» на пол и стал массировать виски пальцами вперчатках.

Вдруг раздался басовитый скрип. Дверь гардероба медленноотворилась, и что-то белое начало выпадать из тьмы прямо на него.

Джонни едва ни вскрикнул. На мгновение ему показалось, чтоиз чулана вываливается труп, как в фильме ужасов. Но это была всего лишьтабличка с надписью: НЕ ЗАБУДЬТЕ ДОКУМЕНТЫ.

Он положил табличку на место и направился к двери, ведущейна лестницу.

Сейчас она была заперта.

Он нагнулся, чтобы получше рассмотреть замок в тускломмолочном свете уличного фонаря, просачивавшемся в окно. Это был обыкновенныйпружинный замок, и Джонни подумал, что его, наверное, можно открыть крючком отвешалки. Он принес вешалку из гардероба и просунул крючок в зазор между дверьюи косяком. Он подвел к замку крюк и поводил им. Отчаянно стучало в висках.Наконец ему удалось прижать язычок, замок щелкнул, и дверь открылась. Он взял«дипломат» и вошел, держа вешалку в руке. Закрыл за собой дверь и услышал, какзамок защелкнулся. Он стал подниматься по узкой лестнице, которая под нимскрипела и стонала.

Наверху обнаружился короткий коридор с дверями по обестороны. Он миновал ПРЕДСЕДАТЕЛЯ и ЧЛЕНОВ ГОРОДСКОГО УПРАВЛЕНИЯ, НАЛОГОВОГОИНСПЕКТОРА и МУЖСКОЙ ТУАЛЕТ, ПОПЕЧИТЕЛЯ БЕДНЫХ и ДАМСКИЙ ТУАЛЕТ.

В конце коридора была дверь без таблички. Дверь была незаперта, и он вышел на галерею; под ним лежал зал в диковинной сетке теней. Онзатворил за собой дверь и вздрогнул, услышав, как прокатилось эхо в пустомзале. Он взял вправо, затем влево: каждый его шаг отзывался таким же гулкимэхом. Он прошел вдоль правой стены галереи, на высоте примерно двадцати пятифутов, и остановился над печкой, как раз против сцены, на которую часов черезпять взойдет Стилсон.

Он сел на пол по-турецки и перевел дух. Несколько разглубоко вдохнул, чтобы успокоить головную боль. Печка не топилась, и ончувствовал, как холод обволакивает его, пробирает насквозь. Предвестие гробовыхпелен.

Когда немного отпустило, он нажал на замочки «дипломата».Двойной щелчок отозвался эхом, как ранее отозвались шаги; сейчас это напоминалозвук взводимых курков.

Правосудие по-американски, подумал он ни с того ни с сего.Так говорил прокурор, когда присяжные признали виновной Клодину Лонге, застрелившуюсвоего любовника. Теперь она поняла, что значит правосудие по-американски.