На кладбище успели выставить оцепление. Гризли стоял рядомсо своим джипом и хмуро смотрел в мою сторону. Надо бы сказать парню, чтовожделенных денег они не получат. Я бы на их месте думала не о деньгах, а отом, что за два убийства придется отвечать перед законом, но в ту минуту мнебыло не до Гризли. Я села в свою «Ауди» и не спеша поехала к дому Ковалева.Ключи от его квартиры были у меня в кармане. Я собрала свои вещи, вышла налестничную клетку; заперла дверь и посмотрела на ключи в своей руке. Что с нимиделать? Подумала и позвонила соседям. Дверь мне открыла девочка летодиннадцати.

— Передай ключи Алексею Дмитриевичу, когда онвернется, — сказала я и быстро покинула подъезд.

Надо было уезжать. Но оставить город оказалось не такпросто. Я искала предлог задержаться здесь и поехала на квартиру к Светке.Прошлась по комнате, встала у окна. «Имя, твое истинное имя знаю толькоя», — прочитала вслух. Она знала, кто он, и заплатила жизнью. Как их путипересеклись вновь, я вряд ли узнаю. «Надо вернуть ключи ее матери», —решила я. Но вместо того, чтобы отправиться к Валентине Ивановне, легла надиван, разглядывала потолок и думала о Светке, о Ковалеве и о себе. А еще сгоречью о том, что теперь никогда не смогу грустить о Валерке, фантазировать,мечтать, как мы вдруг встретимся где-нибудь, когда-нибудь. Я даже лица его немогла теперь представить, вместо лица — звериный оскал и запах крови.

— Придется мне это пережить, — вздохнула я. Но всеэти мысли перебивали его слова, которые я слышала вновь и вновь: «Ты поймешь,что ошиблась». Да я бы свою жизнь отдала, чтобы ошибиться!

Не знаю, как долго я оставалась бы на диване, но изоцепенения меня вывел звонок на мобильный. Я взглянула на номер и слегкаудивилась.

— Ты еще в городе? — спросил знакомыйголос. — Немедленно уезжай. И будь очень осторожна. На некоторое времятебе лучше исчезнуть.

— Что случилось? — стараясь быть спокойной,спросила я.

— Он сбежал.

— Сбежал? — В моем голосе было столько удивления,что Павел Иванович, должно быть, подумал: я решила, будто он меня разыгрывает.

— Он очень ловкий, сукин сын. Немедленно уезжай. Этоприказ.

Я захлопнула крышку телефона и взглянула на часы. «Ключивернуть я обязана», — после минутного колебания решила я и направилась кдвери. На ходу позвонила Валентине Ивановне.

— Я хотела бы вернуть вам ключи. Можно я сегодняприеду?

— Конечно, Ланочка. — Кажется, она что-то хотеласпросить, но передумала.

Через полчаса я покинула город, увидела заправку и свернула.Притормозила и пошла к кассе. Расплатилась, а когда подходила к бензоколонке,из-за нее вывернул парень в оранжевой куртке и бейсболке и задел меня плечом, ядернула головой в сторону, уже сообразив, что произошло, но ничего сделать неуспела. И отключилась. Те, кто был рядом, вряд ли что поняли. Мужчина открыл дверьмашины и помог мне сесть. Потом сел сам. Обычная сценка, ничем непримечательная.

…Я очнулась и сразу открыла глаза. Чувство было такое, точноя вынырнула из глубокого темного колодца, и тут же вспомнила все. И похолоделаот ужаса. Я попробовала пошевелиться. Руки и ноги у меня связаны. И не простосвязаны — я не могла пошевелить ими. Я лежу на каком-то длинном столе изметалла. Он успел нагреться от моего тела, значит, я здесь уже долго.

Я попыталась приподнять голову, и тут же вспыхнула лампочкапрямо над моим лицом, ослепив меня на мгновение. Я зажмурилась, а когда вновьоткрыла глаза, поняла, что рядом кто-то есть.

— Очнулась? — спросил Ковалев. Он сидел возлестены и читал газету. Сложил ее аккуратно и отбросил в сторону. Поднялся и неспеша подошел ко мне.

Мы в подвале или в гараже. Вряд ли меня кто-то услышит, дажеесли я буду орать во все горло. Он об этом позаботился. А орать мне сегодняпридется. Долго. Очень долго. Пока не умру. Об этом он тоже позаботится.

Я покрылась холодным потом от таких мыслей и призвала напомощь все свое мужество, чтобы не заорать прямо сейчас, не дожидаясь, когда онприступит. И вновь подумала о Светке — о ее последних часах, о еебеспомощности. В смерти мы наконец-то сравняемся. А еще очень злила собственнаяглупость, что я так по-дурацки попалась в капкан.

— Как ты себя чувствуешь? — спросилКовалев. — Извини, что пришлось связать тебя. Хоть ты и производишьвпечатление хрупкой девушки, но я знаю, устранить Стрекозу не доверили бы комупопало. Я хочу поговорить с тобой, — наклонясь ко мне, сказал он. И ясовсем рядом увидела его глаза.

— О чем? — спросила хрипло.

— О Стрекозе.

— Он мертв.

— Ты видела труп? Ты его видела? Уверен, что нет. Тот,кто оставляет метку на телах своих жертв здесь, в этом городе.

— Ты просто псих. — Я покачала головой, не находяслов. — Что, не дает покоя слава убитого Стрекозы?

— Настоящий Стрекоза — это я, — сказал он спечалью. Вздохнул и прошелся вдоль стола. Когда он отходил на несколько шагов,я не могла его видеть. Его близость пугала, и вместе с тем мне необходимо быловидеть его лицо. — Когда-то у меня была та же профессия, что и у тебясейчас, — продолжил он. — И те, кому положено знать, знали меня подэтим именем.

— И ты оставлял метку на телах своих жертв?

— Мне бы это в голову не пришло, — усмехнулсяон. — Я хороший стрелок и своих жертв видел в прицеле винтовки.

— Не очень-то я понимаю…

— Я и хотел поговорить с тобой, чтобы ты все поняла. Нодля начала, если не возражаешь, я сделаю то, что очень давно хотелсделать. — Он опять наклонился и поцеловал меня, а во мне все замерло ототвращения. — Ты говорила, что любишь меня, — сказал он с горечью.

— Не тебя. Того, кем ты никогда не был.

— Я же предупреждал, ты ошибаешься.

— Тогда развяжи меня. И я тебе поверю.

— Хорошо, — подумав, ответил он. — Обещай,что выслушаешь меня.

И в самом деле он развязал веревки. Я села и потерлазанемевшие руки, а он устроился на облезлом стуле возле стены.

— Я тебя слушаю, — сказала я, избегая его взгляда.