в подтексте романа не вынесенным на поверхность текста. Оно вычитывается в восклицании Пилата: «Чего стоил один этот мессия, которого они вдруг стали ожидать в этом году! (5, 295). В романе, написанном мастером, т. е. в «древних главах» МиМ, возможный Мессия и пророк проходит через Ершалаим неузнанным.

Мессия —

от евр. Машиах — помазанник. Вследствие этого на греческий слово было переведено как Христос, или Помазанный. По первоначальному значению помазанник — всякий помазанный освященным елеем, например, первосвященник, царь. «В религиозно-мифологических представлениях иудаизма — идеальный царь эсхатологических времен, провиденциальный устроитель вечных судеб „народа Божьего“, посредник между Богом и людьми, носитель высшего авторитета на земле, спаситель, приносящий с собой новое, исправленное состояние всего мирового бытия; в христианском вероучении переосмысленный и преобразованный образ Мессии» (Аверинцев 2000: 130). Впоследствии это слово стало означать исключительно Христа Спасителя (см.: Энциклопедический словарь Христианство).

напиток им давали перед повешением на столбы? —

в книге Ф. Фаррара рассказано, что этот «усыпительный» напиток неизвестного состава (хотя в Евангелии от Марка говорится, что это уксус, а в Евангелии от Матфея сказано, что это вино с уксусом и желчью — Мк. 15:36, Мф. 27:34) обеспечивали осужденным богатые женщины Иерусалима. Притупив чувствительность, напиток должен был смягчить предсмертную боль казнимого.

но он <…> отказался его выпить —

в Евангелии от Матфея: «и, отведав, не хотел пить» (Мф. 27: 34). По смыслу эта фраза близка к описанию распятия у Фаррарa, который восхищался мужеством Христа, предпочитавшего встретить смерть в полном сознании: «…Иисус <…> предпочел лучше глядеть прямо в лицо смерти, — встретить ее во всем ее ужасе, не стараясь ни заглушить силы мучений, ни успокоить трепета раздираемых нервов».

Он сказал <…> что <…> не винит за то, что у него отняли жизнь —

парафраз Евангелия от Луки: «Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не ведают, что творят» (Лк. 23:34).

в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость… —

эти слова Иешуа в полной мере разделял Булгаков, чему сохранилось несколько свидетельств (Ермолинский 1990: 42; Воспоминания 1988: 293–294). Мотив робости, трусости, бессильной ярости героя и последствий его поведения пронизывает многие тексты писателя («В ночь на 3-е число», «Красная корона», «Белая гвардия» и др.). Актуален этот мотив и в автобиографическом плане. По свидетельству П.С. Попова, Булгаков беспрестанно корил себя за приступы робости. Так, в письме П.С. Попову от 14 апреля 1932 г. он признавался: «В прошлом же я совершил пять роковых ошибок. <…> Но теперь уже делать нечего, ничего не вернешь. Проклинаю я только те два припадка нежданной, налетевшей как обморок робости, из-за которой я совершил две ошибки из пяти. Оправдание у меня есть: эта робость была случайна — плод утомления. Я устал за годы моей литературной работы. Оправдание есть, но утешения нет» (Булгаков 1989: 230).

Отметим, что Г. Эльбаум возводит комментируемую фразу к «Алкивиаду I» Платона, имея в виду фрагмент диалога:

«Сократ. Следовательно, ты считаешь трусость величайшим из зол?

Алкивиад. Разумеется».

…второй вопрос. Касается он этого, как его… Иуды из Кириафа —

Булгаков помещает Пилата в ситуацию эзотерической игры двоих посвященных, ставкой в которой становится жизнь Иуды. Пилат берет на себя две роли: явную — прокуратора, т. е. самого осведомленного в Иудее человека, пекущегося о благе своих подданных, и скрытую — вдохновителя убийства и создателя мифа о самоубийстве Иуды. Начальник тайной полиции Афраний выступает внешне в роли исполнительного подчиненного прокуратора, а на деле — его сообщника и организатора убийства.

Игра ведется с привычным расчетом на возможное чужое присутствие, поэтому к теме Иешуа прокуратор подходит исподволь, всячески подчеркивая ее незначительность. Афраний, однако, понимает Пилата без слов.

«Возвращаю проклятые деньги!» —

согласно Евангелию от Матфея, Иуда раскаялся и возвратил деньги первосвященникам, бросив их в храм и сказав: «Согрешил я, предав кровь невинную» (Мф. 27:3—10). Акт раскаяния предшествует здесь самоубийству. У Булгакова эти слова включены в версию Афрания о дальнейших событиях.

Я получил сегодня сведения о том, что его зарежут… —

в середине сцены происходит любопытная смена ролей: Пилат вуалирует задачу убить Иуду под поручение охранять его ввиду получения тайных сведений об опасности для его жизни. Иными словами, теперь он как бы становится на место начальника тайной службы. По сути, он диктует Афранию и время убийства («сегодня ночью»), и способ (Иуду зарежут), и даже сопутствующие обстоятельства, такие, как возвращение денег Кайфе. В том же эзотерическом плане происходит и оплата будущего убийства, замаскированная под возвращение Афранию долга.

и вся надежда только на вашу изумляющую всех исполнительность —

завуалированный приказ, по сути, благословение на убийство в годы работы над романом используется Булгаковым еще раз, в пьесе «Александр Пушкин». Такой же негласный приказ не мешать дуэли, обрекая тем самым Пушкина на гибель, дает шефу жандармов Дубельту глава тайной полиции Бенкендорф: «Извольте послать на место дуэли с тем, чтобы взяли их с пистолетами и под суд. Примите во внимание, место могут изменить». И еще раз, чтобы быть верно понятым, повторяет: «Примите меры, Леонтий Васильевич, чтобы люди не ошиблись, а то поедут не туда…» И здесь непроизнесенное распоряжение адекватно понимается послушным подчиненным. Дубельт, оставшись один, показывает, что оправдает надежду на свою «изумляющую всех исполнительность», хотя осознает непоправимость приказа и даже испытывает подобие угрызений совести: «…Буря мглою небо кроет… вихри снежные крутя… Не туда! Тебе хорошо говорить… Буря мглою небо кроет… Не туда…» (3, 492).

Глава 26. ПОГРЕБЕНИЕ

пустое кресло, на спинке которого лежал плащ —

еще одно скрытое сопоставление Понтия Пилата с Воландом: в главе 18, «Неудачливые визитеры», упоминается наброшенный на спинку стула «траурный плащ, подбитый огненной материей» (5, 198–199). Новая отсылка к Понтию Пилату подкрепляет сущностную связь прокуратора с Князем тьмы, их подчеркнутая Булгаковым общность удваивается: это и одеяние с подбоем, и местонахождение одежды. В то же время подобная игра организует довольно сложное со- и противопоставление этих персонажей, которых некоторые исследователи склонны напрямую сопоставлять, отождествляя их место в разных мирах романа — ершалаимском и потустороннем. Речь идет о некоем могуществе, которым обладают эти герои, однако масштаб их действий несравним. Пилат, окажись он на балу сатаны, пополнил бы ряды гостей — «лиц, объем власти которых в свое время был чрезвычайно велик», однако возможности «микроскопически малы», что, в сущности, сводит на нет возможные сопоставления земных владык с властелином зла.

крепость Антония —

была главной квартирой римских войск; эти сведения Булгаков почерпнул из книги Э. Ренана «Жизнь Иисуса». Первосвященническое облачение хранилось в т. н. крепости Антония. Ирод Великий роскошно отстроил башню, в которой обычно жил первосвященник