— Здесь хватит и лунного света, — заметил Константин, когда она принялась расставлять свечи на столике.

— Они для твоих снов. — Рапсодия коснулась самой высокой свечи и подождала, пока она разгорится. Когда все свечи были зажжены, она повернулась к Константину и увидела в мягком свете свечей, что гладиатор не сводит с нее глаз. — Леди Роуэн называют Ил Брэдивир, Хранительница Снов. Она делает так, что сны, которые к тебе приходят в ее царстве, становятся гораздо реальнее. В нашем мире сны служат лишь отражением отдельных событий, случившихся с нами раньше. Здесь же ты наяву переживаешь то, что тебе снится.

— Тогда зачем нужны свечи?

Рапсодия улыбнулась:

— Уж не знаю, из чего они, но они делают воссоединение почти осязаемым.

— Воссоединение?

— Да, разве ты не говорил, что каждую ночь тебе снится твоя мать?

На лице Константина появилась тревога.

— Среди прочего.

— Ну, свечи не подпустят к тебе дурные сны и подарят те, о которых мечтает твое сердце. Если ты позволишь, я поиграю на лютне, чтобы ты покрепче заснул, и буду продолжать играть, чтобы твой сон подольше оставался с тобой. В моих силах сделать так, чтобы свечи горели долго, и ты сможешь побыть с матерью. Мой учитель часто повторял, что воспоминания становятся первой магией, самой сильной из всех возможных, поскольку ты пишешь их сам. Действуя вместе, мы сумеем позвать твою мать сюда, хотя бы на одну ночь.

Он вновь бросил на Рапсодию пристальный взгляд.

— Ты готова сделать это для меня?

— Только если ты хочешь. Я не стану смущать твой покой.

Константин улыбнулся.

— Почту за честь, — пророкотал он своим низким голосом. — Боюсь только, что смущаться придется не мне.

Гладиатор спал уже больше часа, свечи ярко горели, он лежал на боку в своей огромной постели и периодически всхрапывал — Рапсодии казалось, что ему ничего не снится.

Она начала уставать, — Константин довольно долго не засыпал. От запаха снотворных растений, которые она принесла, — лапчатки, репейника, дудника и аниса звездчатого — у нее кружилась голова. Рапсодия играла уже более двух часов. «Не пора ли заканчивать?» — подумала она.

Через мгновение она получила ответ на свой вопрос. Ей показалось, что сквозь прозрачный дым свечей она видит, как бесшумно открывается дверь. На пороге появилась высокая широкоплечая женщина со светлыми волосами, тронутыми сединой. У нее было красивое лицо и такие же пронзительно голубые глаза, как у сына, который, не просыпаясь, сел на постели, когда она вошла.

Рапсодия зачарованно смотрела, как женщина из сна села на кровать рядом с Константином и обняла его, словно вновь обретенное сокровище. Гладиатор рыдал во сне. Рапсодия продолжала негромко играть на лютне. Аромат свечей начал воздействовать и на нее, и она с трудом продолжала бодрствовать.

Наконец женщина встала, поцеловала своего улыбающегося сына в щеку и прошептала ему на ухо прощальные слова. Затем она вышла из комнаты, и Константин улегся в постель, вновь погрузившись в сон с улыбкой на губах.

Рапсодия уже заканчивала последнюю мелодию, когда Константин перевернулся на другой бок, все еще находясь в плену волшебного сна. Дверь распахнулась вновь, на сей раз Рапсодия увидела входящей в комнату саму себя. Дверь тихонько закрылась, и сердце Рапсодии мучительно замерло, но она заставила себя продолжать играть.

В сумраке его сна она была одета в белую тунику, какие носили все обитатели царства Роуэн. Через несколько мгновений туника упала на пол возле его постели. Рапсодия увидела, с какой удивительной нежностью Константин смотрит на ее образ, ставший благодаря свечам много реальнее, чем во время его обычных снов. Впрочем, свечам оставалось гореть совсем немного, хотя песня Рапсодии заметно удлинила им жизнь.

Внутри у Рапсодии все сжалось, когда Константин привлек к себе ее образ, положив руки Певице на талию. Рапсодия знала, что сейчас произойдет, и не хотела на это смотреть, она покраснела, когда Константин начал реализовывать свои фантазии. Рапсодия закрыла бы глаза, но ее поразила бережность, сквозившая в движениях гладиатора: он вел себя совсем не так, как в Сорболде. Он занимался любовью с существом, которое было Рапсодией, но не пытался изуродовать ее или причинить боль, как обещал тогда. Увидев, на какую нежность способен человек, который еще недавно вел себя словно грубое животное, у нее перехватило дыхание. Она не ошиблась, когда говорила о его близости с добротой. Рапсодия закрыла глаза, оставив гладиатора наедине с его мечтой, и продолжала перебирать струны, только теперь музыка зазвучала громче, чтобы заглушить доносящийся со стороны постели шум.

Убедившись, что сон закончился, Рапсодия подошла к постели и немного постояла, глядя на спящего гладиатора в свете двух догоравших свечей. Его могучие мышцы и многочисленные шрамы говорили о том, что, несмотря на свою молодость, он, как и она, успел многое пережить. Теперь, когда его глаза были закрыты, а лицо спокойно, он казался еще совсем юным и ужасно беззащитным.

«Ты обещала мне ночь в моей постели. И не станешь отказываться от своего слова».

Рапсодия погасила свечи и осторожно, стараясь не разбудить Константина, подняла одеяло; она двигалась медленно, словно под действием чар. Скользнув в постель, она положила голову ему на плечо, обняла за талию — так она спала рядом с Грунтором, когда они путешествовали по Корню.

Константин вздохнул во сне и прижал ее к себе. Сердце у Рапсодии защемило. «Райл хайра», — подумала она. Жизнь такая, какая она есть. Только она хотела бы, чтобы жизнь хоть иногда не была столь печальной.

Она встала еще до восхода, рассчитав все так, чтобы ее исчезновение совпало с тем мгновением, когда первые лучи солнца заглянут к нему в спальню. Веселый луч скользнул по одеялу, она положила руки Константину на плечи и, наклонившись, поцеловала его в лоб, а ее волосы скользнули по его груди — теперь, проснувшись, он почувствует ее аромат.

Она взяла его руки и поцеловала их. Константин проснулся и удивленно приоткрыл глаза.

— Теперь чаши весов между нами пришли в равновесие, — негромко проговорила она.

Подойдя к стулу, на котором лежала ее белая туника, она надела ее, улыбнулась Константину, изумленно смотревшему ей вслед, распахнула дверь и выскользнула из комнаты.

Вернувшись к себе, Рапсодия и сама легла спать в теплом свете одной из свечей леди Роуэн, сладкого столбика розового пчелиного воска, ароматизированного лиабеллой — цветком, который славился своими успокаивающими свойствами, а также дарил ясность мысли. Ароматный дым воздействовал на ее сознание, приводил в порядок мысли, вызывая легкую головную боль. Клубы тумана в ее снах обычно разгонял очищающий холодный ветер.

В дымке болезненного сна Рапсодия открыла глаза. Рядом с ней стоял лорд Роуэн в своем зеленом плаще и опирался на тяжелый посох.