восток в Мекнаси. Оба противника считали преграду неприступной и даже не потрудились выставить караулы.

Оставив своих людей в оливковой роще на американской стороне, я завел джип, чтобы изучить каждую складку хребта в надежде найти не отмеченный на картах проход, сквозь который мы проведем джипы на территорию врага. С собой я взял Джока Кэмерона, еще одного нашего новобранца. На гражданке он был егерем и хорошо понимал горы. После нескольких безуспешных попыток мы заехали как можно дальше в одно ущелье, а затем пошли пешком по козьей тропе, которая меньше чем через час вывела нас на немецкую сторону.

Изучив ее метр за метром на обратном пути, мы пришли к выводу, что если сдвинем валуны, откатим обломки и взорвем скалу, то сможем ценой огромных усилий проложить для джипов очень ухабистую, но преодолимую дорогу.

На обратном пути из-за нашей спины вынырнули и пронеслись в тридцати метрах над головами шесть немецких «Штук» в плотном строю. Я выжал тормоз, и мы застыли в креслах. Нас окружало абсолютно голое ущелье с плоским дном, где не спряталась бы даже кошка. Самолеты промчались, не заметив нас, но спустя десять минут вернулись, как казалось, явно за нами. В этот раз я заметил их приближение и успел оттащить упиравшегося Кэмерона, который хватался за пулеметы. Мы отбежали на сто метров и упали вниз лицом. Но чудовища снова не заметили нас. Уже сидя в джипе, когда самолеты скрылись за горами, Кэмерон сказал:

– Жаль, конечно. Так низко шли, я бы точно не промазал.

– У нас не было шансов, Джок. Вшестером они бы разнесли нас в щепки.

– И это, наверное, было бы лучше, чем потерять джип и пешком тащиться обратно, – усмехнулся он в своей флегматичной манере.

Мы расчистили эту дорогу и по ночам отправляли по ней несколько джипов покрутиться среди немецких конвоев. Не в пример остальному Тунису, местность на равнине с немецкой стороны была настолько удобной, что мы свободно перемещались в темноте. Ночь за ночью мы подстерегали конвои на двух дорогах в Эль-Каттар, расстреливали их и, бросив обломки догорать, мчались в другое место подстерегать следующий конвой дальше по трассе. Перед рассветом мы ускользали сквозь нашу «тайную дверцу» и спокойно отлеживались в оливковой роще. Немцы, вероятно, сосредоточились на чем-то другом или оказались слишком несообразительными. Долгое время они даже не пытались узнать, откуда мы приходим. Единственное, что они предприняли, – приказали своим колоннам ездить сомкнутым строем и придали им в усиление по несколько бронемашин, что на самом деле лишь облегчало нам задачу – в крупные мишени проще попасть.

20 марта 8-я армия прорвала Маретскую линию. Я узнал об этом спустя несколько дней. Предположив, что силы Роммеля теперь снова придут в движение, мы отправились патрулировать приморскую равнину. Долгий тревожный день мы переждали в небольшом вади, а в темноте выскочили на прибрежное шоссе. Как я и рассчитывал, здесь мы нашли более крупную цель, чем попадалась нам до сих пор: на север на грузовиках ехал батальон пехоты Африканского корпуса. Мы открыли огонь и изрядно их потрепали, но, как только пламя горящих грузовиков осветило окрестности, нас засекли. Пришлось отступать под плотным огнем – казалось, будто у нас на хвосте несколько батальонов бронемашин. Нам удалось оторваться и вернуться на базу, но, должно быть, противник двинулся по нашим следам, потому что в десять утра Уотерсон, который стоял в карауле на утесе над нашей «тайной дверью», доложил, что броневики приближаются к въезду. Немцы выставили пост, заминировали и взорвали проход со своей стороны гор. Так мы лишились возможности проникать на территорию противника. Через два дня Уотерсон в дозоре с Юнни и новым рекрутом Дэйвом Портером отстал от товарищей и заблудился. Чтобы сориентироваться, он забрался на крутой пик, подтянулся на последний уступ и свалился прямо в пулеметное гнездо к трем ошарашенным немцам, которых тут же прикончил из своего американского карабина. Некоторое время он оставался там, обозревая немецкие позиции у завала. Затем он забрал документы убитых и полевой телефон, разбил пулемет и полез с трофеями обратно к своим. Я застал момент его появления в лагере. На вопрос, где он разжился аппаратом, Уотерсон рассмеялся и несколько смутился. Как и многие наши бойцы, он обожал травить байки о том, как ему повезло выйти сухим из воды, но категорически не желал признавать за собой ни храбрости, ни геройства. За проявленную находчивость я представил Уотерсона к Воинской медали, надеясь, что кого-то из моих слишком осторожных бойцов это научит стрелять сразу, при первой же возможности. Через несколько дней немцы, выведав у арабов из Санада наши позиции, послали шесть «Штук» разбомбить нашу базу в оливковой роще близ фермы под названием Ла-Макнасьен. Никого из нас не задело, но прямое попадание пришлось в джип, где хранилась взрывчатка. Когда пыль осела, от машины не осталось ни одного фрагмента, который не уместился бы на ладони.

Вступив в Санад, мы взяли в плен около трех сотен итальянцев, которые попали в окружение и безуспешно пытались уйти по вади. У них было несколько машин, среди которых обнаружился один из грузовиков LRDG, захваченных у нас немецким патрулем в вади Земзем. Мы завладели воистину отличным трофеем, и я бы с радостью вернул его капитану Лазарусу, но, поскольку тот отбыл в Египет, мы оставили грузовик себе и в итоге выменяли его на трехосный американский грузовик. В те дни приходилось выкручиваться.

6 апреля 8-я армия разгромила арьергард Роммеля в вади Акарит и вырвалась на равнину. Утром 7‐го мы увидели, что немцы убрали пост от нашего прохода. К десяти часам мы обезвредили мины-растяжки, расчистили проезд и, двинувшись по равнине на юго-восток, увидели облака пыли, поднятые наступающими колоннами 8-й армии. Мы влились в нашу 1-ю бронетанковую дивизию и поехали с ней. Тем вечером я опозорился, не сумев найти собственный лагерь, когда ночью вышел из офицерского собрания штаба, где ужинал с моим другом Джоком Бэрроу, на тот момент офицером дивизионной разведки.

Причиной моего конфуза стали не изысканная кухня и вина генеральской столовой, поскольку Джок Кэмерон, который обедал с шоферами, тоже позабыл, где расположился наш отряд (хотя и был егерем). Это кажется особенно странным, потому что ни до, ни после этого случая Кэмерон ни разу не усомнился в правильности своего пути даже в самой кромешной темноте.

PPA несколько раз отправлялась на разведку в прифронтовой полосе для 1-й бронетанковой дивизии, но противник отступал так быстро, что мы настигли его лишь однажды, в районе