Кайруана. Преследование продолжалось до самого Энфидавилля. К этому моменту все вражеские войска сосредоточились на самом краю Туниса, на пятачке сто километров в поперечнике, и у нас просто не оставалось места для дальнейших действий. 20 мая мы снялись с фронта и отправились на двухдневный отдых к морю, под Сус, а затем поехали в Алжир, в Филиппвилль, на переподготовку и переоснащение.

Столица Туниса пала 7 мая. Остатки немецкой и итальянской армий оказались блокированы на полуострове Кап-Бон.

Переведенные выдержки

из итальянского военного документа, добытого капитаном Ревийоном посредством его особой методики

Штаб бронетанковой дивизии Centauro (131)

В оперативный отдел, отдел разведки, подразделения под их началом

4 февраля 1943 г. – XXI

Тема: акты саботажа, проведенные английскими патрулями

Диверсионные операции, проводимые в последнее время противником с применением специальных транспортных средств, показывают, что эта особая форма ведения войны, хорошо развитая у англичан, сейчас применяется в Тунисе. Следует ожидать новых акций такого рода.

В Ливии такие диверсионные группы часто передвигались на немецких машинах и были одеты в камуфляжное обмундирование или даже в некоторых случаях в немецкую или итальянскую форму.

Их операции направлены главным образом против складов топлива и боеприпасов, аэродромов, парков техники и в целом линий коммуникаций.

Пока один член отряда, умеющий чисто говорить на немецком или итальянском, отвлекает внимание часовых каким-нибудь вопросом, остальные закладывают мины в удобных местах.

Если эти группы действуют в немецкой или итальянской униформе, то они располагают и соответствующими документами. Следовательно, если субъект вызывает подозрения, недостаточно потребовать от него предъявить воинскую книжку или какой-либо пропуск. Практика показала, что в такой ситуации лучше спрашивать подозрительного субъекта о его росте и весе или, если это американец, о температуре. Подозрительный субъект непременно замнется, потому что обычно англичане и американцы измеряют длину, вес и температуру не в тех единицах, которые используются в нашей стране…

Начальник штаба (подпись) Л. Джакконе, подполковник

Глава VII

В пустыне Гоби войны нет

Война в Африке закончилась: в отсутствие врага мы чувствовали себя странно, словно дети, которых оставили в школе после окончания учебного года – работы нет, но и отдыхом это не назовешь. С большой горечью мы привыкали к мысли, что сражений в пустыне больше не предвидится. В Тунисе мы получили представление о том, на что похожа война на населенной территории, и нам она не понравилась. В пустыне война ведется чисто: военные против военных, разрушать нечего. Мы не оставляли за собой следа из сожженных дотла домов и вытоптанных полей; на нашей совести было лишь несколько случайных жертв среди гражданского населения. Мы не лишали женщин и детей крова, не творили ужасов и зверств. Нам хватало двух противников: итальянцев, которых мы свысока презирали, и немцев, которых уважали, в каком-то смысле даже симпатизировали им. Местность, где мы вели боевые действия, не могли обезобразить ни взрывы, ни хлам, усеявший землю после боя.

Да и если отставить войну в сторону, аскетичная прелесть пустынного пейзажа, его свобода и нагая чистота запали нам в душу. Теперь все это для нас закончилось, а впереди маячили довольно унылые перспективы. Более того, все, чему мы научились за последние два года, придется отбросить и на новом этапе начинать с нуля, стать новичками, изобретать новые методы. Боб Юнни хотел отправиться воевать в пустыню Гоби, но в тех далеких краях сражаться было не с кем, так что я строго велел ему оставить всякие мысли о войне в пустыне и ждать моего возвращения из Алжира, где я надеялся узнать о новых планах штаба союзников. После этого, сказал я, мы выберем какое-то из тех мест, где продолжаются боевые действия, и будем готовиться и экипироваться соответствующим образом.

Центр нашего мира переместился из Каира, внезапно превратившегося в захолустье, в Алжир, где расположились командование союзников, штаб стратегического планирования и базы снабжения. Приехав, я отправился на поиски пристанища. В Алжире было два отеля: окруженный садами на склоне холма St. George, старинный и комфортабельный, полностью занятый офицерами из штаба союзных сил, и Aletti возле гавани – гостиница в стиле лондонского Cumberland возле Мраморной арки, зарезервированная для офицеров «от полковника и выше». В мой прошлый приезд меня оттуда выставили. Не хотелось снова испытать былое унижение, но все же я позвонил офицеру, который временно распоряжался заселением в Aletti. Этот напыщенный ханжа (Канери прозвал его faux Jésus – фальшивым Иисусом) отправил меня в какую-то новую транзитную гостиницу для офицеров, самодовольно заверив, что там я найду все удобства. По указанному адресу обнаружился темный подъезд в обшарпанном доме в старом французском квартале возле доков. На ощупь я поднялся по темной скользкой лестнице, пропитанной грязью и не знавшей уборки как минимум сотню лет. На третьем этаже я попал в огромный, как пещера, зал, где круглосуточно мерцало множество лампочек без абажуров. Когда-то здесь располагались огромные апартаменты, но теперь перегородки снесли, оставив лишь поддерживающие потолок чугунные колонны, окрашенные в грязно-красный цвет. Стены, шелушащиеся и липкие, когда-то были такого же цвета. Деревянные койки, грубо сколоченные из досок от разобранных ящиков, стояли по всей пещере, а иной мебели не наблюдалось. Вдоль дальней стены в широкой и глубокой нише висели щербатые раковины со ржавыми протекающими кранами и стояли три весьма открытых взору cabinets arabes – уборные в виде двух цементных плит над мелким квадратным поддоном, полным экскрементов. И умывальники, и сортиры безнадежно текли, заливая неровный кафельный пол. Омерзительные помои, в которых плавал подозрительный мусор, уже достигали уровня щиколотки. К кроватям нужно было пробираться по своего рода мосткам из шатких кирпичей. Смрад стоял невыносимый. За столом на деревянной платформе у входа сидел апатичный капрал – единственный представитель гостиничной «администрации». К моему изумлению, большинство коек по всем признакам кто-то занимал: офицерские чемоданы мокли в жиже на полу, а одежда свисала с веревок, натянутых между колоннами.

Я привык спать в чистоте пустыни, а потому оставил этих офицеров, недавно прибывших из Англии, дальше смиренно наслаждаться смрадным убожеством, и осторожно ретировался по скользким ступеням. На первом этаже в холле я задал пару вопросов арабу-привратнику. Он рассказал, что раньше здесь вместо гостиницы был ресторанчик с нелегальным борделем, но несколько лет назад французская полиция закрыла его за антисанитарию и выгнала всех обитателей.

Когда я в крепких выражениях высказал свои претензии «фальшивому Иисусу», он разозлился и заявил, что посещает гостиницу ежедневно и ни разу