Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мам… – прерывисто выдохнул Джаред, прикрыв заслезившиеся глаза и прижавшись к ее теплой ладони.
– Почему ты прячешься здесь, сынок?
– А куда мне еще идти?
Джаред слышал, как шумел прибой крови в висках, ощущал, как вся подавляемая им боль рвалась наружу. Он вновь чувствовал себя тем ранимым мальчишкой, который мог разрыдаться в объятиях матери. Глаза наполнились горячими слезами.
Миллс сморгнул непрошеные слезы, но все перед ним расплывалось, очертания больше не были четкими. И стоило снова моргнуть – прежняя обстановка исчезла. Тепло материнских объятий покинуло Джареда навсегда. Он почувствовал, как прохлада пробирается под рубашку и колет кожу. Словно во сне или в бреду, одна картинка смазанным переходом сменилась другой.
Теперь он шагал по пустому коридору, тусклые бежевые стены и офисная мебель стали обретать очертания. В конце коридор расширялся, и перед Миллсом открылся вид обычного полицейского участка. Но здесь было что-то не так. Слишком тихо и безлюдно.
На первый взгляд. Услышав в углу копошение, Джаред заметил высокого мужчину в черной полицейской форме. Он стоял спиной и искал что-то в ящике металлического шкафа с документами. Миллс узнал эту прямую спину, широкие плечи и короткостриженый затылок. На рабочем столе он заметил табличку с именем:
Роберт Миллс, офицер полиции
– Отец?.. – прошептал Джаред растерянно, но реакции не последовало. Он подошел ближе.
Найдя какой-то документ в шкафу, мужчина спокойно развернулся и, так и не заметив сына, сел за стол. Джаред разочарованно взглянул на отца, окруженного папками и документами так, словно они были его щитом от всего мира, включая собственного сына.
– Пап… – Отчаяние сквозило в голосе Джареда. Обида на отца, разъедавшая душу с самого детства, душила. Сердце колотилось, пронося нервную пульсацию к вискам, и он больше не мог держать все в себе. – Обрати же на меня внимание, наконец! Хоть раз, черт возьми!
Джаред ударил кулаком по поверхности стола, и этот грохот заставил Роберта дернуться. Словно картина перед ним прояснилась лишь сейчас – он посмотрел на сына.
Карий взгляд, так похожий на взгляд Джареда, излучал искреннее удивление.
– Джаред? Что ты здесь делаешь? – спросил отец.
– Пытаюсь привлечь твое внимание, как и всегда. Всю свою проклятую жизнь… – с горьким смешком добавил он.
В его взгляде отец увидел не только разочарование и боль, копившиеся годами.
– Я знаю, сынок, – виновато произнес Роберт.
Джаред обереченно опустил голову и оперся ладонями о стол, нависая над отцом.
– Тогда почему? Почему тебя никогда не было рядом?
Джареду казалось, что все не по-настоящему, словно он мог говорить все, что держал в себе все эти годы.
– Я сделал много ошибок, – отозвался Роберт. – Позволил работе занять место, которое должно было принадлежать тебе и твоей матери. Я не заслуживал вас.
– Серьезно? – Джаред недоверчиво хмыкнул. – Из-за тебя я всю жизнь думал, что недостаточно хорош, чтобы угодить тебе, чтобы ты гордился мной.
– Но я горжусь тобой, сынок. И всегда гордился.
Сердце Джареда сжалось от боли. Он всю жизнь хотел услышать эти слова. А теперь… так важно ли это теперь?
– Ты никогда этого не говорил…
– Потому что не знал как, – признался Роберт. – Нигде не учат быть хорошим отцом. Но я старался делать то, что мог. Работал без конца, чтобы обеспечить вам безопасность и достойное будущее. Слишком поздно я понял, что потерял при этом самое важное… нашу связь.
Джаред чувствовал, как злость и обида начали утихать, уступая место печали и болезненному тянущему ощущению в груди. Он не мог вымолвить ни слова, а просто смотрел на отца. Так давно не видел его…
– Однажды ты поймешь меня, – произнес Роберт, опустив взгляд.
– Я не стану таким, как ты.
– Я знаю. Знаю, что ты намного лучше меня, старого идиота, – горько усмехнулся мужчина, виновато понурив голову. – Поэтому я надеюсь, что однажды ты сможешь простить меня.
С души Джареда начали спадать тяжелые оковы боли и обиды, сковывавшие его всю жизнь.
– Уже простил, пап, – признался он и заглянул в глаза отца.
В уставшем карем взгляде Роберта блеснула благодарность. В глазах застыли слезы, и дрожащим голосом он произнес:
– Не совершай моих ошибок, Джаред. Держись за тех, кого любишь, и никогда не отпускай. Твое счастье в твоих руках, слышишь? – Последние слова прозвучали громче прежних.
Не успел Джаред что-либо ответить, как в его сознание словно прорвались помехи. Картинка смазывалась и уплывала, он терял равновесие. Все вокруг заволокло темной пеленой. Как в дурном сне, где он падал в пустоту. Джаред не мог дышать, грудь чем-то сдавливало. Ощущение падения казалось бесконечным, пока в его голову, будто из-под толщи воды, не вторгся нежный женский голос:
«Я люблю тебя…»
Сознание стало проясняться, а туман рассеиваться. Миллс слабо ощущал собственное тело, но отчетливо различал тепло, согревающее его руку. Он чувствовал ее присутствие. Слабо сжав нежную ладонь, покоившуюся в его руке, Джаред с трудом разлепил отяжелевшие веки. Сморгнул влагу в уголках глаз. Холодный свет от потолочной лампы над больничной койкой раздражал зрение, и он ненадолго прикрыл глаза.
– Ви… – Хриплый шепот разбудил девушку, которая уснула, свернувшись на стуле и положив голову на койку рядом с ним.
– Джей… – пролепетала Вивьен, встрепенувшись. Ее взгляд прояснился, и Миллс заметил загоревшиеся в нем искорки надежды. – Боже… Как ты? – выдохнула она, сонно потерев лицо.
Вивьен выглядела явно измотанной: под припухшими от слез глазами пролегли темные круги, веснушки будто выцвели на светлой коже, а на теле висела бесформенная толстовка. Но Миллс рассматривал ее так, словно увидел перед собой самое ценное и прекрасное сокровище.
– Я в порядке, – сглотнув, отозвался он. Говорить было трудно, в горле пересохло, но тысячи мыслей проносились в его голове и стремились быть высказанными.
– Я позову врача, – тут же опомнилась Вивьен и хотела поспешить к выходу, но сжимавшая ее ладонь мужская рука остановила.
– Я тоже тебя люблю, Вивьен. – На побледневших губах Миллса появилась слабая улыбка. Увидев молчаливую растерянность на лице Ви, он замялся: – Черт. Ты ведь сказала это не потому, что думала, что я умру?
Щеки Ви мгновенно покрылись смущенным румянцем.
– Нет, не поэтому. Неужели ты слышал?..
– Это было последнее, что я услышал перед тем, как отключился, –