– Стол принадлежал Карлайлу[49], – сказала нам Констанс. – После смерти столько его вещей пустили с молотка…

Я уставилась на деревянную поверхность… Подумать только, сам Карлайл, склонившись над ней, писал свои знаменитые труды по истории. Интересно, удастся ли еще кому-нибудь сотворить бессмертные произведения, работая за этим столом?

– А вы знаете, что мистер Уайльд – не первый писатель, обосновавшийся в этом доме? – неожиданно спросила Ирен.

– Вот как? – не особенно удивившись, подняла брови Констанс. – Тайт-стрит уже которое десятилетие является отчим краем для писателей и художников. До недавнего времени по соседству с нами жил Джимми Уистлер. Зря он затеял этот суд. Сколько денег потратил…[50]А ведь Оскар его предупреждал…

– У меня все не идет из головы предыдущая обитательница этого дома, – продолжила гнуть свою линию Ирен. – Она приходится матерью одному моему другу. Ее звали Каролина Нортон. Она была писательницей и поэтессой.

Миссис Уайльд озадаченно улыбнулась. Со всей очевидностью можно было заключить, что она впервые слышит об этой женщине.

– Вы ничего интересного в доме не находили? Образно выражаясь, памятные подарки от предыдущей владелицы.

– Если что-то здесь раньше и было, то оно сгинуло. После свадьбы мы устроили в доме ремонт и все переделали. Иногда мы прибегали к советам мистера Уистлера… Естественно, когда Оскар был склонен им последовать, – добавила она. – Боюсь, сейчас они друг с другом на ножах.

– Когда ссорятся творческие люди, они особенно сильно становятся похожи на распушивших хвосты павлинов, – заметила Ирен.

– Именно. Я бы даже выразилась, рассерженных павлинов. Вот скажите, мисс Адлер, вам когда-нибудь доводилось слышать, как павлины кричат? Жуткие, дикие вопли, доложу я вам. Эти птицы своими криками отвлекали от работы мистера Карлайла, и потому он называл их «порождениями дьявола». Мне знакомы их вопли, потому что их держал Россетти[51], который тоже жил неподалеку отсюда. После его смерти павлины разбрелись по округе.

– Какие у вас чудесные соседи, – покачала головой Ирен.

Мы стали спускаться по лестнице. На мгновение подруга остановилась и выглянула в окно.

– Ну и ну! А у вас еще есть и сад? Какой он милый. Изумительно!

– Пока еще холодно, так что ничего особенного в нем нет. А вот придет весна, виноградные лозы зазеленеют, и тогда совсем другое дело.

– А вон тот колоритный каменный крест? Он как-то связан с юношескими воспоминаниями вашего мужа? Ведь мистер Уайльд провел детство и отрочество в Ирландии.

– Крест?

Миссис Уайльд наклонилась к подоконнику, желая понять, о чем именно спрашивает Ирен. В саду действительно стоял каменный крест, сродни тем, что возводят в Ирландии на кладбищах и на перепутьях вдоль дорог. От обычного креста его отличал круг в самом центре. В неярком свете дня я увидела морщины на бледном лице Констанс. Неудивительно, она ведь родила мистеру Уайльду двоих детей, а такое не проходит для женщины бесследно. Не сомневаюсь, что вскоре, благодаря обществу Казановы, я буду выглядеть такой же измученной.

– Крест действительно ирландский, но только к Оскару он не имеет никакого отношения, – произнесла миссис Уайльд. – Он здесь был, когда мы купили дом, причем уже покосившийся. По правде говоря, я хотела нанять рабочих, чтобы его выпрямить, но Оскар воспротивился, заявив, что эстетизм благоволит к любым отклонениям. Он сказал, что в наклоне креста есть свое очарование, куда более пленительное, чем честная прямота стройных колонн. Оскару свойственны очаровательные странности, но порой мне не угнаться за ходом его мыслей.

– Понимаю, – сочувственно произнесла Ирен. – У вас, наверное, скоро дети проснутся, не будем вас больше задерживать. Спасибо за ваше гостеприимство. Пожалуй, нам пора откланяться.

– Я непременно передам Оскару, что вы заходили. Рада была знакомству, мисс Адлер и мисс… – она посмотрела на визитную карточку Ирен. Без толку – моей фамилии там не было.

– Хаксли, – представилась я.

Попрощавшись и обменявшись вежливыми улыбками, мы вышли на улицу и направились к нашему экипажу, ожидавшему нас у ворот Королевского госпиталя[52].

– Только зря время потеряли. Мистера Уайльда не застали… – проговорила я, окинув взглядом голые ветви деревьев. – Жалко, что он больше не работает дома.

– Ты не права. Весьма плодотворная поездка. Теперь надо решить, что делать. Из соображений вежливости следовало бы посоветоваться с Годфри – как-никак речь идет не только о Бриллиантовом поясе, но и о его матери.

– Ирен! Хочешь сказать, что ты знаешь, где Бриллиантовый пояс?!

– Ну конечно. У Оскара Уайльда.

– Но как… – Я застыла как вкопанная, и Ирен, взяв меня за запястье, потянула вслед за собой:

– Глупышка, он сам об этом ни сном ни духом. Вопрос в другом: как заполучить пояс так, чтобы Оскар ни о чем не узнал?

– Но это же… кража. Мистер Уайльд, несмотря на известность, далеко не богат.

Ирен окаменела, словно я вдруг превратилась в Медузу Горгону, стоящую на страже моральных обязательств.

– Не ерунди. Между прочим, он мне ни гроша не дал за то, что я вернула ему тот золотой крестик. Вот теперь он заплатит, причем сам того не зная. Нелл, мне приходится объяснять тебе элементарные вещи. Скажи еще, что бриллианты по праву принадлежат Годфри.

– Неужели ты собралась скрыться с сокровищем, оставив Годфри с носом? И это после всех его трудов, после всего того, что он сделал для нас и для тебя лично?

– Да, он был полезен. Иного от хорошего адвоката я и не ждала. Между прочим, ты забываешь, что я заплатила ему за услуги, которые он оказал нам в своем профессиональном качестве.

– Ирен! Не надо думать, что все мужчины такие же, как король Богемии. Как можно быть настолько черствой? Я же знаю, что Годфри значит для тебя больше, чем… подносчик багажа.