требовал прямо наоборот — «равнять»[1816]; Каменев — «участия рабочих в прибылях»[1817]; Сокольников — «введения довоенной заработной платы»; Преображенский, наоборот — «суровой экономии» и т. д. В те годы, по словам Молотова, «шла открытая, в печати, борьба идейного порядка, борьба пером…»[1818].

Ожесточенная дискуссия развернулась на XIV съезде партии, на котором центральной темой, на которой концентрировали свое внимание практически все выступающие, были вопросы нэпа, госкапитализма и социализма. Непримиримая борьба велась даже за само толкование термина госкапитализм, которому противостоящие группы давали свое, прямо противоположное понимание. Для прояснения вопроса была даже специально издана брошюра «Ленин о госкапитализме»[1819].

«Существующая система — пережиток. У нас сейчас уже есть люди, на которых можно возложить ответственность. Они сейчас утопают в согласованиях, отчетах, бумагах, комиссиях. Капиталисты, каждый из них имел свои средства и был ответственен. У нас сейчас за все отвечает СТО (Совет труда и обороны) Политбюро. Так конкурировать с частником и капитализмом, и с врагами нельзя. У нас не работа, а сплошная мука, — восклицал летом 1926 г. председатель ВСНХ Ф. Дзержинский, — Функциональные комиссариаты с их компетенцией — это паралич жизни и жизнь чиновника-бюрократа. И мы из этого паралича не вырвемся без хирургии, без смелости, без молнии. Все ждут этой хирургии. Это будет то слово и дело, которого все ждут. И для нашего внутреннего, партийного положения это будет возрождение… Сейчас мы в болоте. Недовольства и ожидания кругом, всюду. Наше внешнее положение очень тяжелое. У нас сейчас нет единой линии и твердой власти… Каждый комиссариат, каждый зам. и пом., и член в наркоматах — своя линия. Нет быстроты, своевременности и правильности решений»[1820].

«Из целого ряда колебаний в крупнейшем принципиальном вопросе, вы можете ясно видеть, — подтверждал Зиновьев, — что в ряде случаев твердой политики не было…, это не значит, что мы будем принимать твердые жесты за твердую политику»[1821].

Переломным моментом стал переход от этапа Восстановления к этапу Реконструкции этот момент, по словам Троцкого, ««подводит нас к «старту», с которого начинается наше настоящее экономическое состязание с мировым капитализмом»[1822]. «Несомненно, на этом пути мы встретим еще миллион затруднений, которые, — указывал С. Киров, — потребуют от нашей партии огромного напряжения, не меньшего, чем во время военного коммунизма. В такую полосу мы сейчас, примерно, вступаем»[1823]. «Вот почему, — указывал председатель Госплана Кржижановский, — обсуждение съездом вопросов перспективных планов хозяйства, сосредоточение воли партии на этих вопросах являются решающим началом для всей хозяйственной жизни нашей страны»[1824].

Состояние страны, в момент старта этого нового этапа развития, «Бюллетень оппозиции» в сентябре 1929 г. характеризовал следующим образом: «1) Экономическая инфляция. Нет ни одной пары отраслей народного хозяйства, которые были бы увязаны. Спрос по всем видам товаров больше предложения. 2) Социально-классовая инфляция. Размычка между пролетариатом и крестьянством (в том числе и бедняком). 3) Политическая инфляция. Политикой руководства недоволен ни один класс. Это и есть та тройка, которая мчит нашу страну к кризису»[1825].

Переход к централизованному всеобщему плановому хозяйству сам по себе требовал единства организующей и направляющей воли. Той же твердой воли требовали, для своего разрешения, критические условия, в которых оказалась страна. Твердость воли лидера партии и государства становилась определяющим успех индустриализации фактором. Именно потребность в этом лидере, выдвинула на первый план Сталина, который, по словам историка В. Роговина, «проявлял необычайную, сверхчеловеческую силу воли»[1826].

Бухарин и Троцкий являлись абстрактными революционными теоретиками, один из которых требовал движения «в сторону ленинского государства-коммуны?»[1827], а другой — «мировой революции», для которых средство достижения цели само становилось целью: для нас «всякие пятилетки имеют вес и цену постольку, поскольку, — декларировал Троцкий, — корни их заложены в правильных методах хозяйственного руководства, особенно же политического руководства партии и Коминтерна…», нас интересуют они, «а не «конкретные цифры пятилетки»»[1828].

В отличие от них, Сталин был практиком, который, после долгих колебаний, принимал свои решения исходя из эмпирического опыта и поставленных конкретных конечных целей. Его воля наиболее отчетливо проявлялась именно с того момента, когда он приходил к какому-либо решению, с этого времени он шел к намеченной цели с предельным прагматизмом не останавливаясь ни перед чем.

Второй пример

Помимо критических климатическо-географических условий, Россия обладала еще одной уникальной особенностью, выделявшей ее из всех стран мира. Эта особенность заключалась в ее многонациональности, которая делала практически невозможной осуществление той мобилизационной политики, к которой прибегали мононациональные государства, основывающие ее на культивировании национализма.

Развитие национального самосознания шло рука об руку с развитием капитализма, и Российская империя здесь не была исключением. Центробежные национальные силы еще до Первой мировой стали сотрясать империю, а с началом февральской буржуазно-демократической революции 1917 г., поставили ее на грань развала. И никакие лозунги белого движения «За единую и неделимую» не могли уже возродить прежнего единства. Большевики, исходя из реально складывавшихся условий и своих идеологических предпосылок, пошли прямо противоположным путем, провозгласив право наций на самоопределение[1829].

Единства страны они рассчитывали достичь за счет максимально полного развития всех народов выходивших в Союз. И к этой цели они шли последовательно и неуклонно. «Советский Союз, — приходил в этой связи к выводу американский историк Т. Мартин, — был первой в мире империей положительной деятельности. Новая революционная Россия первой из традиционных европейских многонациональных государств оказала сопротивление поднимающемуся национализму, ответив на него систематическим содействием развитию национального сознания этнических меньшинств»[1830].

Наглядный пример тому давала советская политика украинизации: постановление ЦК ВКП(б) об «обязательной украинизации» вышло в 1923 г., по нему украинский язык делался обязательным к изучению, а с 1925 г. обязательным к использованию в государственном и партийном делопроизводстве. За неуважительное или формальное отношение к украинизации руководители организация обвинялись в «великорусском шовинизме» и подлежали немедленному увольнению или даже «уголовной ответственности». Украинизировались газеты, школы, вузы, театры, учреждения, надписи, вывески и т. д. Было разрешено возвращение на Украину из эмиграции видных националистов, по данным одного из лидеров украинских националистов М. Грушевского, всего около 50 тыс. человек[1831].

Наибольший вклад в создание украинской нации внесли русские большевики, подтверждает один из идеологов незалежной, ее второй президент Л. Кучма: «надо признать, что если бы не проведенная в то время (1920-е гг.), украинизация школы, нашей сегодняшней независимости, возможно, не было бы. Массовая украинская школа, пропустившая через себя десятки миллионов человек, оказалась, как выявило время самым важным и самым неразрушимым элементом украинского начала в Украине»[1832].

В