– “Ziggy played guitar…” “Jamming good”, а может… “Billy and The Spiders from Mars”.

Серая туча пробежала по небу за большими окнами. Наверное, будет гроза.

– So where were the spiders?[13] – запели они вместе.

Рекс смотрел на нежное лицо Самми и вспоминал, как Вероника сказала ему, что хочет оставить ребенка. Сам Рекс заявил, что еще не дозрел до отцовства, и после слов Вероники не мог скрыть волнения, чувства собственного бессилия и фрустрации. Он тогда просто встал из-за стола, пнул стул и ушел от нее.

– So we bitched about his fans, – пел Рекс. – И что-то про sweet hands[14]!

– Соло, папа, соло! – завопил Самми.

С перепуганной миной Рекс заиграл знакомую блюзовую гамму, но она зазвучала фальшиво и странно.

– Извини, – простонал он.

– Попробуй ми-минор, – сказал Самми.

Рекс поменял аккорды, и они попробовали еще раз; на этот раз прозвучало лучше, почти как настоящее гитарное соло.

– Браво, – улыбнулся Самми и посмотрел на отца, сияя от счастья.

Рекс рассмеялся. Они заиграли “Со мной никогда не будет такого” Хокана Хельстрёма, и тут в дверь позвонили.

– Я открою. – Рекс положила гитару на пол, отчего в усилителе загудело.

Он торопливо прошел в прихожую, сдвинул дорожную сумку и открыл дверь.

На него пустым взглядом смотрела молодая женщина. Крашеные черные волосы, щека с пирсингом, черные джинсы и футболка с “Пусси Райот”; тонкая левая рука была в гипсе от локтя до кончиков пальцев. В другой руке женщина держала помятый пакет из “H&M”.

Позади нее стоял мужчина лет тридцати. Теплые глаза и лицо мальчишески красивые, но испитые, словно у рок-звезды. Рекс узнал его. Именно с ним Самми был на вечеринке, где принял слишком большую дозу.

– Входите, – сказал Самми из-за спины Рекса.

Женщина, покачнувшись, шагнула на коврик и протянула Самми пакет.

– Твои шмотки, – объяснил Нико и сделал шаг в прихожую.

– О’кей.

Женщина обняла Нико и улыбнулась, уткнувшись ему в шею.

– Это тот гомик, который заплатил за твою машину? – спросила она.

– Он мой Салай, я люблю его. – Нико погладил ее по спине.

– А я думала, ты любишь меня, – пожаловалась женщина.

Самми заглянул в пакет.

– А где камера?

– Черт, я забыл про нее. – Нико хлопнул себя по лбу.

– Ну как вообще дела? – вполголоса спросил Самми.

– В ноябре будет суд… но я снял дом в Марселе, уеду туда на всю осень.

– Он будет рисовать комиксы со мной, – сказала женщина и споткнулась, наступив прямо на ботинки Рекса.

– Филиппа тоже зависнет, у нас образуется маленькая банда. Будет здорово.

– Не сомневаюсь, – сказал Самми.

– У нее не твои глаза, – тихо проговорил Нико.

Самми встретил его взгляд.

– Черт, какой же ты красавчик, – вздохнул Нико.

Самми не смог сдержать улыбки.

– Когда принесешь камеру? – спросил он.

– Что ты делаешь вечером?

– Почему ты об этом спрашиваешь? – прошептала Филиппа Нико на ухо.

– Я собирался на вечеринку к Джонни, – объяснил Нико.

– Они просто больные, с меня хватит, – простонала женщина и привалилась к висевшей в прихожей верхней одежде.

– Тебя не спрашивают. – Нико посмотрел на Самми. – Пойдешь? Будет весело, а я захвачу камеру.

– К Джонни? – колеблясь, спросил Самми.

– Он останется дома, – решительно вмешался Рекс.

– Ладно, папа, – улыбнулся Нико и откозырял ему.

– Я подумаю, – сказал Самми.

– Соглашайся, и я…

– Спасибо, что зашли, – перебил Рекс.

– Хватит, папа, – встревожено прошептал Самми.

Филиппа хихикнула и полезла по карманам курток, висящих в прихожей. Нико взял ее выше локтя и попятился к двери.

– Я тебе позвоню, – сказал Самми ему вслед.

Рекс закрыл дверь и постоял, держа пальцы на ручке и глядя в пол.

– Папа, – устало сказал Самми. – Не делай так, это ужасно неприятно.

– Согласен. Прости, но… я думал, что все кончено.

– Я не знаю, что будет дальше.

– У тебя своя жизнь, но не могу утверждать, что этот Нико мне нравится.

– Нико – художник, он окончил школу живописи в Гётеборге.

– Он хорошо выглядит, и я понимаю, что он интересный человек, но он подверг тебя опасности…

– Со мной же ничего не случилось! – раздраженно перебил Самми.

Рекс вскинул руки, словно прося его замолчать.

– Разве мы не можем просто спокойно прожить вместе несколько недель, как договаривались?

Охотник на кроликов шел по узкому тротуару Лунтмакаргатан – улочке между задними фасадами домов в центре Стокгольма. Все равно что идти по дну крепостного рва, по краям которого высятся китайские, корейские и вьетнамские рестораны.

Под пальто и пиджаком у него покачивался топорик в прилаженной сбоку петле.

Перед каким-то рестораном стояли палеты с завернутыми в пленку консервными банками; палеты перекрывали тротуар, и Охотнику пришлось сойти на проезжую часть.

Охотник на кроликов потер под носом, у него словно вдруг пошла кровь; посмотрел на пальцы – ничего. Он вспомнил, как связывал живых кроликов с мертвыми и отпускал. Живые и раненые тащили за собой мертвых, дергались в разные стороны, в панике топтали друг друга.

Оставляли за собой причудливые кровавые узоры на грязном цементном полу.

Охотник вспомнил, как зверьки брыкались задними лапками, как скребли когтями, пытаясь избавиться от трупов.

Он не торопясь пошел дальше по улице, приблизился к полуоткрытому гаражу. Электрическая дверь, кажется, была сломана и висела в метре от земли, ее подпирали пильные козлы. Из гаража доносился злой плач какой-то женщины. Она шмыгала носом и что-то нервно кричала.

Когда Охотник на кроликов шел мимо поднятой двери, женщина вдруг замолчала.

Он остановился, обернулся, прислушался.

Женщина плакала, на нее кричал мужчина.

Охотник на кроликов нагнулся, заглянул в гараж. Увидел крутой съезд, слабый свет с шероховатой бетонной стены. Женщина заговорила спокойнее, но вдруг резко замолчала, словно от оплеухи. Охотник пролез под дверь и зашагал по уходящему вниз пандусу.