Франции продержалась до революции 1789 г., в Испании — до 1834 г., а в Португалии — до 1820 г. В Сардинии инквизиция просуществовала до 1840 г., а в Тоскане — до 1852 г. Дольше всего просуществовал верховный инквизиционный трибунал в Риме (папская инквизиция), учрежденный папой Павлом III в 1542 году как оружие контрреформации. Даже после ликвидации светского государства пап в 1870 г. она действовала методами наказания и церковной цензуры, и даже в 1877 году находились защитники (иезуиты во главе с Вейзером), требовавшие ее восстановления…

Католическая инквизиция не только широко пользовалась изощреннейшими орудиями пыток, вызывавшими нечеловеческие мучения, но создала специальный институт адвокатов или защитников дьявола (advoсatus diaboli). Согласно эдикту папы Сикста V (1587 г.), защитниками дьявола называли монахов — у 1983 (advoсatus Dei) частников процессов канонизации, выискивающих у претендентов на святость темные пятна в биографии. Вплоть до 1983 года, когда эта должность была упразднена, ни один акт канонизации не мог быть признан законным, если при этом не присутствовал адвокат дьявола, оппонирующий защитнику Бога (advoсatus Dei), представляющему церкви кандидатуру очередного «святого».

Христиане приписывают нынешний терроризм исламу, забывая собственные исторические зверства. Да, в Коране можно прочитать о «неверных» — «Убивайте их, где схватите», но мусульмане не сжигали ведьм и еретиков, не публиковали ничего похожего на вышеупомянутый свод из 219 ересей и не вытягивали кишки живьем, как это порой практиковалось в христианской Европе…

О том, что церковь и папство не сделали правильных выводов из террора инквизиции, свидетельствуют многочисленные примеры оправдания ее преступлений, продолжающиеся адвокатами инквизиции даже в XX веке (книги Марселино Менендес-и-Пелайо Мигеля, де ла Пинта, Ш. Пишона, У. Т. Уолша, А. Б. Беретты, А. Хунко, А. Чеккарони, Н. Л. Мартинеса, М. Куэваса). Примером тому является и официальная ватиканская «Католическая энциклопедия», в которой преступления инквизиции характеризуются как кратковременные, необходимые и чуть ли не безобидные меры, очерненные «врагами» католической церкви.

Например, М. Менендес-и-Пелайо договорился до того, что инквизиция была своеобразной формой проявления демократии в Испании XV–XVIII вв.: «Те, кто осуждает инквизицию как орудие тирании, должны будут сегодня признать, что она была народной тиранией, тиранией расы и крови, гордым народным голосованием, демократической справедливостью, которая уравняла все головы — от короля до плебея и от епископа до магната».

До последних дней существования папского государства (1870) престол святого Петра продолжал отстаивать право на преследование еретиков и применение к ним «принудительных мер». Папа Пий IX в апостольском письме ополчался против тех, кто пытался «лишить церковь внешней юрисдикции и власти принуждать, данной ей для обращения грешников на путь истинный». А в печально известном «Силлабусе», изданном в виде приложения к папской энциклике «Quanta сura» (1864), анафеме предавались все те, кто утверждал, что «церковь не имеет права пользоваться силой» (подробнее см. раздел «Папство»).

Увы, в отличие от Иисуса Христа, религия и церковь, несправедливо носящие его имя, в течение двух тысяч лет проявляли нетерпимость к любому виду инакомыслия, считая ее оборонительным оружием, доверенным ей Всевышним вместе с ее божественной миссией. К этому я могу добавить лишь то, что история человечества учит нас гибельности авторитарной власти: без института оппонентов закат грозит всему — государству, диктатуре, религии, церкви, культуре, любой светской или религиозной организации. Более того, закат неизбежен для любой догматики, не подлежащей своевременной реформации — я уж не говорю о церковной практике, подрывающей основные идеи Иисуса Христа. Я бы назвал любого рода нетерпимость к инакомыслию, и прежде всего нетерпимость религиозную, первым и главными симптомом упадка.

Темное наследие инквизиции не изжито до сих пор — я имею в виду сохранившуюся религиозную нетерпимость, испанский догматизм и испанскую же ненависть к евреям и мусульманам, избегающим и сегодня селиться в этой стране. Всё это — наследие вдохновенного вандализма «темных веков», когда инквизиторы громили арабские мечети и перестраивали их в христианские храмы Севильи и Кордовы.

Я считаю, что христианская инквизиция не кончилась в таком-то веке, но получила логическое завершение в бесконечных погромах, еврейских гетто, концентрационных лагерях, крематориях самого страшного средневековья в истории человечества, восторженно поддержанного народом не только одной Германии…

Вся история христианства свидетельствует о том, что оно должно было быть особенно чувствительным к критике: острейшие противоречия, ожесточенная борьба между различными направлениями, а позже — между двумя господствующим течениями и реформаторами самого разного толка. Казалось бы, это должно было обучить правильным ответам на вызовы истории, но таковым церковь почти всегда противопоставляла костры и виселицы, тем самым приближая собственный закат гораздо эффективнее, чем все ее враги, взятые вместе.

Православная инквизиция в России

Власть царска веру охраняет,

Власть царску вера утверждает;

Союзно общество гнетут:

Одно сковать рассудок тщится,

Другое волю стерть стремится;

«На пользу общую», — рекут.

А. Н. Радищев

Православная церковь всегда внедряла в сознание русских, что, в отличие от католичества, никогда не прибегала к уничтожению инакомыслящих, ограничиваясь епитимьями и отлучениями, но, как мы увидим, это — бессовестная ложь, опровергаемая как историческими документами, так и практикой пыточных камер Ивана Грозного и Петра Великого. На самом деле с учетом культурной отсталости страны и огромной роли абсолютизма и тоталитаризма в истории России масштабы инквизиционных процессов здесь многократно превосходили западноевропейские. Насилие играло в истории России огромную роль на всех этапах ее истории, а поскольку после крещения Киевской Руси церковь была едина с государством и властью, то можно констатировать единство тоталитарной имперской идеологии с практикой русской православной церкви. Начав свою деятельность как опора абсолютизма и гонительница прогресса, науки, демократических преобразований, русская православная церковь (РПЦ) стала к настоящему времени оплотом дремучести, реакции, авторитаризма, а заодно и рассадником ксенофобии и антисемитизма.

Для сокрытия масштабов православной инквизиции в России широко использовались цензура и запреты. В конце XIX в. цензурой были запрещены работы В. С. Соловьева и В. Г. Короленко[224]. Лишь в годы первой русской революции историк А. С. Пругавин впервые познакомил русское общество с инквизиционной деятельностью монастырских застенков[225]. Основанные на обширных архивных материалах работы вызвали широкий общественный отклик. Журналы того времени писали, что со страниц книг А. С. Пругавина «веет ужасами инквизиции» и если инквизиция отошла в область преданий, то монастырские тюрьмы представляют современное зло. Даже в XX в. издевательства над церковными диссидентами сохранили специфические черты человеконенавистничества и жестокости.

Историки считают, что начало инквизиции в восточной церкви было положено еще во времена императора Феодосия в Константинополе (IV в.) и что православная инквизиция существовала не только в Византии и Древней Руси, но сохранилась вплоть до конца XVIII в.

Грамота, данная царем Федором Алексеевичем на учреждение в Москве