решимости скорее умереть, чем отказаться от веры в нашего Господа Бога, которого мы не в состоянии почитать без разрешения богослужений, как человеческое тело не может существовать без пищи и питья.

Война, во всех своих проявлениях, становилась все более ожесточенной. За пределами Ла-Рошели сын Екатерины Генрих, герцог Анжуйский, возглавлявший борьбу со стороны короны, действовал с ужасающей свирепостью. Ходили слухи, что Екатерина еще раньше пыталась убить Конде отравленным яблоком, как мачеха Белоснежку, и человек, которого арестовали по пути на службу к Колиньи, действительно нес упаковку яда, а испанский посол докладывал, что Екатерина пыталась избавиться от протестантских лидеров при помощи колдовства.

Екатерина очень горевала, когда ее дочь Елизавета, супруга Филиппа Испанского, умерла при родах в октябре 1568 года. Однако это событие также означало, что она больше не имела особого влияния на вдовца Елизаветы Филиппа Испанского, которого давно раздражала ее прагматичная религиозная позиция. Екатерина писала, что завидует Елизавете Английской, потому что «все ее подданные разделяют веру королевы, а во Франции дело обстоит совсем иначе». При этом в действительности Елизавета Тюдор могла бы ответить на это: «Ах, если бы».

В начале мая 1568 года поднадзорная Мария Стюарт совершила побег из Лохливена из-под охраны своих лордов. 13 мая войска сторонников королевы потерпели поражение в битве при Лангсайде, и Мария бежала через границу в Англию.

Мария Стюарт верила торжественным заверениям Елизаветы Тюдор в сестринской солидарности; она думала, что Елизавета немедленно вернет ей шотландский престол. Во многих отношениях первый порыв Елизаветы был именно таковым: королева стояла на стороне королевы. Однако эта позиция не встретила понимания у большинства ее советников, особенно возражал Сесил. Личные чувства Елизаветы оказались смешанными. Когда Мария просила правительницу об участии «не как королевы, а как благородной дамы», Елизавета тайно злорадствовала по поводу приобретения знаменитого черного жемчуга Марии (25 жемчужин размера и цвета винограда), который она перехватила у Екатерины Медичи.

Мария Стюарт с неохотой согласилась на предложение Елизаветы провести расследование по поводу произошедшего и слухов относительно ее причастности к смерти своего супруга Дарнли. Судебное рассмотрение открылось в Йорке осенью того года. Шотландские лорды пытались обеспечить «обвинительный» приговор, предоставив следствию позорящие королеву «Письма из ларца». Если верить этим письмам, Мария предстает изменщицей и убийцей, однако они почти наверняка были поддельными. Даже при наличии этих сомнительных документов уполномоченные не смогли вынести сколько-нибудь определенное решение, позволив Марии оставаться «гостьей» своей «дорогой кузины и подруги» Елизаветы; в комфортной неволе на неопределенных условиях.

Это расследование привело и к результату совсем иного рода. Работу уполномоченных возглавлял Томас Говард, герцог Норфолк, родственник Елизаветы, первый пэр, а также человек, имеющий собственные виды на английский престол. Норфолка поначалу сильно напугали письма, которые, казалось, свидетельствовали о «бурной» любви Марии к Ботвеллу. В полученные Норфолком от правительства Елизаветы инструкции входил пункт, что любой мужчина, замышляющий брак с Марией, «будет ipso facto (в силу самого этого факта) признан государственным изменником и приговорен к смертной казни». Тем не менее когда один из лордов Марии Стюарт намекнул Томасу Говарду, что лучший способ обезвредить Марию и обеспечить наследование английского престола – это жениться на ней самому, идея запала в голову герцога.

Восстание провалилось, а многих мятежников постигло самое жесткое наказание. Норфолка поместили под стражу в Тауэр, где он томился в течение нескольких месяцев. Однако что же Мария? Королева Шотландии писала Норфолку как своему будущему супругу; своими руками изготовила и отправила ему вышивку, изображающую плодоносную виноградную лозу (саму Марию) и руку, удаляющую бесплодную ветвь (Елизавету). Против Марии Стюарт не предприняли прямых репрессалий, но надзор над ней был усилен.

В феврале 1570 года папа римский издал буллу Regnans in excelsis, лишающую Елизавету «ее мнимого права на королевство» и официально одобряющего любого католика, который попытается низложить английскую королеву. Этот документ резко повысил уровень напряженности в Англии, а также усилил и подчеркнул уязвимость Елизаветы. В поэме, написанной, по всей вероятности в 1571 году, Елизавета Тюдор написала о Марии Стюарт так:

И эта дщерь раздоров, что сеет семя розни,Желанной жатвы не пожнет, ее напрасны козни[77].

Слова английской королевы окажутся пророческими.

Во Франции цель Екатерины Медичи состояла в смягчении напряжения, а не в его усилении. 8 августа 1570 года Сен-Жерменский договор наконец принес мир: свободу вероисповедания и право отправления кальвинистских богослужений, ограниченное определенными местами. Однако заключались и другие мирные договоры, но никакой из них не соблюдался сколько-нибудь продолжительное время. Жанна д’Альбре, например, во время продолжительных переговоров назвала один такой документ «миром, слепленным из снега этой зимой, который следующим летом растает от жары». Теперь Екатерина имела план по закреплению мирного соглашения. Еще в мае 1569 года сэр Генри Норрис сказал Елизавете Английской, что Екатерина Медичи планирует «изловчиться нейтрализовать королеву Наварры», предложив свою дочь Марго в жены сыну Жанны Генриху. Брак всегда оставался излюбленным способом выходить из дипломатических затруднений.

Екатерина собиралась устроить еще одну свадьбу. Англия как никогда имела основания искать союза с Францией против растущей мощи и агрессивности Испании. Летом 1571 года «раскрыли» заговор Ридольфи (о котором министры Елизаветы могли на самом деле знать уже давно) посадить на английский трон Марию Стюарт и герцога Норфолка при поддержке Испании и армии вторжения во главе с герцогом Альбой.

Соответственно, королева Елизавета в декабре 1571 года благосклонно встретила предложение Екатерины выйти замуж за Франциска, герцога Алансонского, вместо его старшего брата, несговорчивого герцога Анжуйского. Франциск, как хладнокровно отметила его мать Екатерина, «менее придирчив», чем его брат, в религиозном вопросе; благожелателен даже к гугенотам. В общем, меньше «похож на осла», как восторженно присоединился посол Елизаветы, и «больше подходит, чем другой», для продолжения рода.

Англия и Франция заключили в Блуа договор, в котором постановили поддерживать друг друга в борьбе с испанским врагом. Теперь казалось как никогда желательным скрепить этот союз династическим браком. В июне пришло официальное предложение руки герцога Алансонского. Посол Елизаветы (а позже руководитель разведки) Фрэнсис Уолсингем опасался, что малорослый и рябой семнадцатилетний Алансон не пройдет решающее испытание, учитывая «щепетильность глаза Ее Величества». Тем не менее когда королевский двор отправился в ежегодную летнюю поездку по стране, этот брак по-прежнему казался реальной возможностью.

И Англия, и Франция столкнулись с трудностями, но обе страны теперь, по всей видимости, надеялись успешно их преодолеть. Эта надежда не оправдается.

42

Варфоломеевская ночь

Франция, 1572–1574 гг.

Королева Елизавета отдыхала в великолепном замке Роберта Дадли Кенилворт, когда ей доставили известие о событии, перевернувшем ее жизнь, одном из тех событий, которые реально меняют ход истории человечества, – о Варфоломеевской ночи. Поначалу казалось, что это дело Екатерины Медичи с Жанной д’Альбре, но в итоге