восторгом и облегчением отметили, что она перестала интересоваться суетными приготовлениями к свадьбе, которые полностью занимали ее раньше. «О, мой Спаситель, скорее освободи мою душу от невзгод земной жизни… – молилась Жанна, – и от тюрьмы этого страдающего тела, чтобы я не могла больше обижать Тебя и с радостью перешла к обещанному Тобой вечному покою, которого страстно жаждет моя душа… Наставь моего сына, что последнее желание моего сердца состоит в том, чтобы он оставался преданным вере, в которой его воспитали».

9 июня 1572 года Жанна скончалась. Разговоры, что Екатерина Медичи отравила ее при помощи пары надушенных перчаток, впервые пошли в 1574 году в ходе злобной атаки на Екатерину, но были реакцией скорее на события, которые произойдут после смерти Жанны. Об этих слухах не упоминает ни один реальный современник, тогда не говорилось даже о том, что состояние здоровья Жанны не давало оснований для естественной смерти. Однако совершенно верно, что кончина Жанны, как писал венецианский посол Кавалли, «вызвана крупнейшим возможным препятствием в деле гугенотов».

Папский посол благодарил Бога за смерть «столь важного врага Его Святой церкви», а испанский посланник получил из дома известия, что «весь Мадрид ликует, что дьявол наконец забрал ее!». Однако, наверное, Жанне д’Альбре повезло, что она не застала событий следующих трех месяцев.

Екатерина Медичи прилагала активные усилия к тому, чтобы вывести своего сына Карла IX из-под влияния адмирала де Колиньи, который, как она опасалась, может вовлечь страну в вооруженное противостояние с Испанией. Королева-мать заявила, что уедет с герцогом Анжуйским в свои отдаленные имения или даже, как говорили, обратно во Флоренцию. Карл отступил (по воспоминаниям одного наблюдателя, он больше боялся матери и брата, чем гугенотов). Устраивая сцены «с оскорблениями и мягкими упреками вперемешку», он умолял свою мать не оставлять общественной жизни. На экстренном заседании Королевского совета 10 августа все единогласно проголосовали за мир. Однако, когда адмирал Колиньи предупредил, что Екатерина может пожалеть о содеянном, его слова, должно быть, звучали как угроза.

Екатерина с герцогом Анжуйским решили, что адмирал слишком вреден и влиятелен, и его следует убрать с дороги, или так заявил в своих «Воспоминаниях» (изданных его сыном 20 лет спустя) фанатичный католик маршал де Таванн, один из советников Екатерины. Он, однако, добавил, что «об этом замысле не сообщали королю». Тем не менее обычно практичной Екатерине нужно было сначала закончить с бракосочетанием и связанными с ним празднествами.

После похорон матери в Вандоме Генрих Наваррский приехал в Париж. Вероятно, вспоминая свою юность при французском дворе, он, казалось, прекрасно ладил с Карлом, пока они пережидали летнюю жару в городе, все больше наполнявшемся гостями на свадьбу, гонимыми засухой и голодом крестьянами близлежащих деревень, а также гугенотами.

Вернувшаяся из поездки к дочери Клод Екатерина Медичи обнаружила, что изливающие с кафедр гнев католические проповедники возбуждают ненависть протестантских гостей. Она также узнала, что испанский посол яростно вопрошает, почему 3000 гугенотских солдат заняли позиции у границы Нидерландов. Екатерине стало как никогда очевидно, что Колиньи требуется нейтрализовать.

Однако на первом месте был династический брак. 16 августа состоялась брачная церемония в Лувре, а два дня спустя – фактическая свадьба. Как было согласовано с Жанной д’Альбре, Генрих Наваррский не присутствовал на католическом венчании; его представлял брат невесты герцог Анжуйский. Предстояло преодолеть еще одно препятствие – получить согласие невесты.

В апреле Екатерина Медичи спрашивала официального согласия дочери. Позже Марго написала в своих мемуарах, что тогда «я не имела ни своей воли, ни выбора, существовала только воля матери». Однако она просила Екатерину помнить, что сильная католическая вера заставляет ее не желать супружества с еретиком. Кроме того, как многие другие королевские невесты – Маргарита Тюдор или Екатерина Арагонская, – она, должно быть, оправданно и пророчески опасалась союза, который в случае неблагоприятного развития событий поставит ее в конфликте на противоположную сторону от своей семьи.

Одетая в синее со «всеми драгоценностями французской короны» Марго искала убежища в пассивном сопротивлении – автоматически встала на колени рядом с Генрихом, но не отвечала, когда кардинал спросил ее, берет ли она Генриха в мужья. В конце концов Карл IX шагнул вперед и нагнул ее голову вниз, как будто она кивком головы выказывает согласие. (Впоследствии она использует отсутствие согласия в качестве основания для аннулирования брака; примерно так, как сложилось с браком Жанны д’Альбре и Клеве около 30 лет назад.) Планировалось четыре дня празднеств с королевским костюмированным балом. Главной частью бала-маскарада был pantomime tournoi (турнир-пантомима), в котором Карл с братьями сначала отправлял Генриха Наваррского и его товарищей в преисподнюю, а потом снова оттуда вызволял.

К 22 августа торжества завершились. В то утро возобновилась работа, и когда адмирал Колиньи возвращался к себе после заседания совета, у него развязалась лента на туфле, и он нагнулся, чтобы ее поправить. Как раз в этот момент прозвучал выстрел. Пуля, выпущенная, чтобы убить его, задела руку и почти оторвала один палец.

Екатерина Медичи сидела с герцогом Анжуйским за обеденным столом, когда ей сообщили об этом деле. Даже наблюдательный испанский посол не смог понять по ее невозмутимому лицу, что не само покушение, а его провал сулил ей беду. Карл IX получил известие, когда играл в теннис; перед лицом своего нового зятя Генриха Наваррского и других ведущих гугенотов он пообещал провести полное расследование и запретил гражданам браться за оружие.

Когда Карл отправился навестить Колиньи, Екатерина и Анжуйский присоединились к нему, но адмирал дал понять, что будет говорить только наедине с королем. Как говорил герцог Анжуйский впоследствии, «королева моя мать из этого сделала вывод, что еще никогда не была в более критическом положении». Они не смогли выяснить, что сказал Колиньи, но на обратном пути в Лувр стало ясно, что Карл сильно на них рассержен.

Неудивительно, что герцог Анжуйский, придя к матери рано утром следующего дня, обнаружил, что она не спала всю ночь. Они решительно настроились, как он сам говорил позже, «покончить с адмиралом любыми доступными средствами. А поскольку мы больше не могли использовать уловки, нужно было сделать это открыто, но для этой цели требовалось привести короля к нашему решению».

На улицах выступали против короля и Екатерины Медичи; не из-за подозрений в убийстве, а за то, что они позволили окружить себя гугенотами. Гугеноты уже вооружились, намереваясь сразу после бракосочетания отправляться на войну в Нидерландах. Многие католики теперь решили, что им тоже нужно быть готовыми.

Мнения, в то время и теперь, широко расходятся по поводу того, кто был виноват в неудавшейся попытке убийства Колиньи. Венецианский посол писал: «Все полагали, что это было