Нет, больше Дариан Риордан ко мне не притронется!.. Никогда!..

Никогда!..

Никогда!

Я так и не заехала к Руперту с Пени, объехав их дом по соседней улице. На следующее утро Руперт позвонил мне уточнить, всё ли со мной в порядке, и я сказала, что в порядке. Кажется, я солгала. Похоже у меня были крупные проблемы с самообладанием.

За прошедшую ночь Дариан позвонил мне пять раз, но я ему ни разу не ответила. Я плохо спала, не в силах перестать размышлять над тем, как мне оборвать всяческие контакты с Риорданом так, чтобы он не стал меня преследовать. Дариан ясно дал мне понять, чего он от меня хочет, как и ясно дал понять, что моё сопротивление для него ничего не значит. Если я продолжу его игнорировать – он просто явится ко мне, после чего со мной произойдёт один из тысячи вариантов моего уничтожения…

Кажется, я боялась. Боялась настолько, что отключила разум, решив отключить свой мобильный, чтобы прекратить вздрагивать от смс-оповещений, которые периодически присылала мне Нат, встретившая Новый год в компании Байрона, или Коко, до сих пор не вернувшаяся от мистера Гутмана. Я тупо не хотела решать проблему с Дарианом сегодня и надеялась лишь на то, что он даст мне рассрочку хотя бы на пару суток.

Забросив отключенный телефон в прикроватную тумбочку, я легла на кровать и, не в силах сверлить взглядом потолок, накрыла лицо подушкой. Мне было стыдно. Как же мне было стыдно за то, что я так облажалась! Что я, обычно просчитывающая наперёд каждое своё движение в боевых действиях любой сложности, не смогла понять, что всего один-единственный мой шаг на поле боя Дариана ознаменовывал мой автоматический проигрыш! Бой был мной проигран в тот самый момент, когда Риордан впервые меня захотел! Он был проигран мной даже дважды! Второй раз я проиграла, когда решила, что справлюсь с этим!..

Я непростительно долго отвечала на его поцелуи и позволяла к себе прикасаться!.. Теперь же я едва не задыхалась от осознания того, как давно и с каким крахом я проиграла…

В итоге я, не шевелясь, пролежала на кровати весь первый день нового года, словно предчувствуя страшную битву, для которой мне следует запастись силами и перед которой стоит проваляться в неподвижном состоянии минимум неделю.

Но недели мне не дали. Звонок в дверь раздался ещё до рассвета – в шесть часов утра.

– Почему у тебя выключен телефон?! – кричала Миша, переступив порог моего дома и вцепившись руками в мои плечи.

– Что произошло?! – испуганно выкрикнула я, почувствовав, как моё сердце, рухнув в пятку, врезалось в пол.

– Мия!.. – коротко воскликнула Миша.

На сей раз я почувствовала, как моё сердце остановило своё биение.

Отец с Генри отправились с Мией в местную больницу, откуда их на скорой помощи переправили в Лондон, в ту самую больницу, в которой находился Хьюи. Не смотря на выпавший снег, я доехала до Лондона за рекордные для меня двадцать минут. Миша была со мной.

С Генри и отцом я встретилась на коридоре третьего этажа больницы ровно в шесть пятьдесят три, после чего нас всех скопом завели в кабинет доктора, принявшего Мию и только что закончившего её осмотр.

– Она задыхается, – твёрдо констатировал седовласый мужчина в очках с серебристой оправой. – Пятно на правом лёгком неожиданно стремительно начало расти. Пока что мы не можем определить, с чем именно это связано. Если хотите избежать пересадки органа, которая может и не состояться из-за большой очереди, вам необходимо незамедлительно решаться на операцию.

– Как? – вскочил со своего места Генри. – Прямо сейчас?..

– У вас есть пару недель, от силы три недели, – продолжал невозмутимым тоном резать без ножа доктор. – Вы ведь в курсе того, что у нас подобные операции не делаются. Как только вы сообщите нам о том, что готовы внести полную стоимость за операцию, мы передадим необходимую информацию нашим коллегам в Берлин, после чего они начнут своё сотрудничество с вами. Вы должны осознавать, что только подготовка к операции, её оплата и очередь могут занять несколько недель. Вам необходимо дать согласие в ближайшее время, иначе… – доктор запнулся. – Давайте сделаем вот как – выйдете в холл, подумайте надо всем этим и вернитесь сюда, когда будете готовы дать свой ответ.

Я не помню, как именно мы оказались в холле, но спустя следующий час мы наконец смогли произвести точный подсчёт имеющихся у нас средств. На руках у нас было пятьдесят девять тысяч долларов, с учетом тех грошей, которые за последние полгода поступили на наш социально-благотворительный счёт. Дальше мы начали плюсовать приблизительную стоимость имеющихся у нас ценностей: моя новая машина, за которую можно выручить не меньше десяти тысяч, дряхлая машина Генри, за которую едва ли можно выручить больше пары тысяч, плюс машина Руперта, машина Пандоры, и даже плюс тот хрустальный шар, который Дариан с Ирмой подарили мне на Новый год и который я легкомысленно оставила у них дома. Нам всё равно не хватало, когда Миша вдруг выкрикнула:

– Квартира Пандоры! У нас есть квартира Пандоры!

– Она уже заложена под кредит, – заметил Генри. – Который мы взяли, чтобы оплатить лечение Айрис и полугодовое содержание Хьюи.

– Да, но можно погасить кредит теми деньгами, которые мы выручим с продажи машин, после чего мы сразу сможем выставить квартиру на продажу, – предложила я, и все сразу замерли. Пересчитав получившуюся сумму заново и убедившись в том, что у нас всё сходится, мы наконец вернулись в кабинет доктора.

– Мы готовы, – выразил общее мнение отец. – Мы оплатим всю сумму.

– Вы уверены? – сквозь очки посмотрел на нас уставшим взглядом доктор. – Речь идёт о четыреста пятидесяти тысячах долларов.

– О скольки?! – начал безвольно хвататься за воздух руками Генри.

– Но ведь речь шла о ста пятидесяти семи, – заворожённым голосом решила уточнить я, в надежде на то, что доктор просто перепутал цифры. Ну или неудачно пошутил…

– С учётом увеличившегося пятна на лёгком, операция осложниться, плюс ко всему вам требуется срочное вмешательство… – доктор не успел договорить, когда за моей спиной упало что-то страшно тяжелое. Обернувшись и увидев валяющуюся у моих ног Мишу, я, не убирая руки с сердца, опустилась на стоящую справа у стены кушетку. Кажется, моя душа переселилась в тело Миши и теперь, треся Мишу за плечи, отец пытался выбить её обратно в моё тело.

В момент, когда Мишу, переложив на каталку, выкатили из кабинета доктора, я перестала чувствовать свои конечности. Я не потеряла сознание и со мной не случился удар. Просто моё тело потеряло контакт с моей душой.

О том, что у Миши отвратительное здоровье, мы знали и без консультации врача, который разложил для нас органы Миши по полочкам: проблемы с почками, печенью, селезёнкой и всеми вытекающими из них анализами. Только лёгкие были как у быка. Они были настолько сильными, что, не смотря на то, что они пропустили через себя тонну отравленного дыма, даже теперь они были способны вдохнуть в себя ещё три тонны и даже вдохнули бы, если бы остальные органы так не подводили. С учётом же того, что Миша пьёт всякую дрянь больше и чаще чем ест, и она продержалась в этом режиме не меньше, а даже больше семи лет, её здоровье можно было назвать отменным. Даже сейчас, не смотря на неутешительные анализы и показатели по её здоровью, доктора намекали на то, что хотя не всё, но что-то ещё определённо можно исправить. Впрочем, если она всё-таки умрёт по неведомой нам причине, так как на данный момент её организм всё ещё не собирался откидывать душу, ни один орган из её организма нельзя будет пожертвовать на трансплантацию, настолько её тело было пропитано отравой.