class="v">Он ведь стал-то у купе́цеських ребятушок выспрашивать;

Познакоми́лсэ он скоро с детьми купец́еськима.

Тут ведь всё-то купечеськой-от сын да россказал ему,

Россказал-то ему да всё поведал он:

200 «Не пойдёт-то уж за вас ея величество —

Познакоми́лась-то ведь с нашим всё прикашшицьком;

Ходит наш-от к ей прикашшик кажной вечорочик-от,

Да просиживат с им да ночки тёмныя,

Шьчо проигрываит с им да всё ведь в карточки».

205 Говорил-то ёму всё королевськой сын:

«Я не верю, у вас шьто полюбит царевна-та,

Шьчо полюбит она ведь роду-ту простого, ведь не царьского».

Говорит-то тут ёму да сын купечеськой:

«У ей зьделаны таки да потайны всё рвы:

210 Как нехто ведь не знат в матушки всё в камянно́й Москвы;

Я узнал-то я да тольки укараулил-то.

Ишше тут-то он мне всё отпираитце,

Ишше всё-то он об том не извиняитце».

Тут ведь скоро пошол король да прямо он к царю-ту всё,

215 На лицё-то он пошол да царю белому;

Говорит-то ведь король да таковы реци:

«Уж ты гой еси, ты царь, да царь всё белой ты,

Царь ты белой, всё да православной ты!

Потому-то ведь нейдёт твоя любима доць —

220 Ознакоми́лась-то она, всё познако́милась

У купця-та ета в лавоцьки с одным прикашшицьком.

Досмотри-тко своёго ты дворьца всё государева —

Как подкопаны рвы да вплоть до лавоцёк торговыих;

Там горят ведь огни всяки разныя.

225 Он ведь ходит к ей да по подзе́мелью».

Не овинил-то тут ведь царь свою любиму доць,

Овинил-то тут он мла́дого приказшицька:

«Как ты сьмел ты подступить да к моей доц́ери?

Ис простых-то ты родов, быват, хресьяньских всё?

230 Не должо́н ты поступить к ея высочеству.

Да скажи-ко мне, дурак, скажи, безсовесной:

Ты какима людьми ты это здумал-то,

Ишше с ким ты эта ухитрилсэ-то

Подкопать ты рвы да потаённыя?»

235 Говорил-то тут дородьнёй доброй молодець:

«Я хоть куда-то иду, да ко присяги всё,

Церез звон миня ведите вси попы соборныя —

Не решалсо всё я делать рвов да потаённых-то;

Шьчо своя-та ведь твоя-та доць ухи́трилась.

240 Как сама она миня водила-то по этой по дорожоцьки».

Тут засадил-то цярь свою взял дочь любимую

Хошь не в тёмны-ти ей да хоть во те́мници,

Не в холодны ей в покои, всё во тёплыя,

Замыкал-то ей всё за многи́ замки,

245 Он ведь брал клюци да во свои руки;

У себя дёржал да всё хранил-то он:

«Караульшики всё, верно, изменьшики!»

Засадил-то он из лавки добра молодца

Он во ту ево во тёмну всё во те́мницю,

250 Не велел ёму давать всё трои суточки

Как не пить ёму, не ись, да всё не кушати.

Доносил-то он ведь скоро тут в сено́ти вси:

«Как ведь цим в синоти да россудят тут,

А ведь цим-то, цёго да всё россудят нас?»

255 Как ведь тут-то вышло ёму, шьто добра молодца повесить тут,

Повесить ёво да все на виселицю,

Отрубить ёму тогды да буйна го́лова,

Шьчобы видели народ, вси люди добрыя.

Говорил-то он всё да таковы слова:

260 «Уж вы донесите-ко, слуги, вы мои караульшицьки,

Донесите вы своёму царю белому,

Царю белому своёму, православному —

Не отошлёт-то он да этой грамотки

Как моей-то всё родимой милой матушки,

265 Не дозволит ли прити мне с ей проститце-то?»

(Говорил-то тут царь да таковы реци).

Посылал-то он с письмом да гоньця скорого,

Шьчобы ехала ево да ро́дна матушка.

Привезьли-то тут родиму ево матушку.

270 Да стоит-то она, сле́зно уливаитце

(в темници):

«Уж ты гой еси, моё хоть цядо милоё!

Тебе уц́есьть пала всё така безцясная,

Ты родилсэ от безцясной бедной матери:

Просьмеял меня-то всё садовник[204] млад.

275 Погибает твоя буйная головушка!

Хоть меня-то — приняла я стыд напрасной-от,

Не от князя приняла я, всё не от царя же тут,

Приняла, быват, от простого деревеньского.

Как тебя-то хоть сказьнят да всё за царьску доць,

280 Всё за царьску доць, да за ея хоть за высочество.

Я рошшила всё тебе да модну всё рубашку-ту;

Рошшивала я тебе да красным золотом,

Вышивала вси слова свои бесцясныя,

Как роди́ла-то тебя и как возро́сьтила,

285 Как отьвезла-то на цюжу я тибя сторону;

Я не скольки-то шила — вдвоё плакала;

Вышивала я рубашку ра́вно три года,

Я ронила-то ведь слёз, да будто ру́цьи быстрыя.

Ты надень, надень мою топерь рубашоцьку —

290 Прочитают пусь мно́ги́ да люди добрыя,

Процитают пусь князья да вси князе́вици,

Прочитают пусь ведь вси люди премудрыя».

Одеват-то он рубашоцьку скорёхонько,

Роспошаитце с родимой своей матушкой.

295 Тут приходят палачи всё немилосьливы

Да берут-то ево всё за белы́ руки́,

За белы́ ёго руки́, за золоты персьни.

Приходит тут к ёму да пра[в]ославной царь;

Посмотрял-то он на те слова на золоты-ти всё,

300 Он ведь стал-то всё читать, да царь заплакал тут:

«Вы постойте, палачи всё немило́сьливы,

Погодите-ко его да всё весить-то,

Уж вы дайте-ко сюда да добра молодча.

Мы не будём ёго да мы всё весить-то:

305 Кабы́ ведь я-то буду ёму да всё родной отечь,

Ишше он-то мне-ка будёт всё родимой сын,

Да родимой-от сын, да всё чаревичь он.

По грехам-то ведь моим да так случилосе,

По тяжки́м-то по грехам мне-ка отворотилосе:

310 Посьмеялсэ надь его я ро́дной матушкой —

Отьсмеялсэ над моей да ведь он дочерью».

Призывают их скоро на осьню́ ставку,

На осьню́-то ведь на ставку, царю на личё-то ведь.

Повинилась-то ему да доць родимая:

315 «Уж ты татенька мой да всё родимой ты!

Как не он-то на меня нашол ведь всё,

Ише