имени да Фёдор свет Петровиць-от!

Ты ведь ходишь у меня да невесёлой ты,

Почему ты у мня ходишь призадумалсэ,

125 Почему ты у мня ходишь запечалилсэ?»

Говорит-то ёму мла́дой-от цяревиць тут:

«Мне ноце́сь мало спало́сь да много видялось:

Прилетело-то, пришло будто два аньгела,

Шьто два аньгела мне-ка, два хранителя;

130 Говорят они про веру про старинную,

Про старинную про веру про спасёную,

Про спасёную про веру богомольнюю;

Называли-то меня младым цяревицём.

Говорят-то всё они мне-ка, росказывали:

135 „Как тепереце живёшь хоть ны наследьницьком;

Когда будёшь жить-то ты царём царить,

Ты царём будёшь царить да слыть всё белым-то,

Не держи-ко ты, не варуй веры папиной,

Ты не варуй-ко ише́ да веры дедовой;

140 Оврати-ко ты ведь верушку к себе назад,

Ты поверуй-ко-се в веру-ту всё в правдедка“».

Ай ведь тут Пе́тру Первому-ту показалось за досадушку:

Роспоряжатьце стал наследницёк малёхонёк,

Шьчо малёхонёк наследницёк всё молодёхонёк.

145 Он берёт ево за рученьку за правую,

Посадил ево в темницю на трои́ на сутоцьки;

Говорит-то сам ведь таковы слова:

«Продёржу-ту я ево хошь тро́и сутоцьки,

Я во той ли продержу да в тёмной те́мници:

150 Не поваруёт ли он да в веру нонешну?»

Отпирал-то церез трои сутки тёмну те́мницю,

Выпускал-то он всё мла́дого цяревиця:

Он сидит-то всё в темници, некуда́ нейдёт.

Говорит-то всё ему всё царь наш белой-от,

155 Царь наш белой-от Петр-от Перьвой-от:

«Я скажу тебе тепере, цядо милоё:

Не груби-ко ты моёго ретива́ серьця,

Не роспорежайсе надо мной да ты малёхонький;

Ты ведь варуй-ко в ту веру, в которую я варую —

160 Мы поваруём во веру всё во дедову».

Говорит-то ему младой цяревиць-от:

«Не поварую-ту я в веру, не в нонешну,

Буду верить я во верушку старинную,

Я в старинную, во верушку в спасёную».

165 Он ведь брал бежал со спицьки саблю вострую;

Хоцёт се́кци у ёго он буйну голову.

Тут иде́т скоро царица к те́мной те́мници,

Шьчо идёт-то она, сле́зно уливаитьце:

«Уж ты гой еси, мой да супруг милой ты,

170 Уж ты милой ты мой до всё любимой ты!

Дай сказать мне хоть единоё словецюшко:

Нету, нету таких прав да на сьвятой Руси —

Н’ётсекают-то цари да буйны головы.

Ты ведь хоцёшь отсекци у сына́ да у любимого,

175 Розорить-то ты ведь хошь да своё царство всё».

Тут стоптал-то[212] царь ногами-ти всё резвыма:

«Как же можошь ты, цяриця, мной роспорежатисе?»

Шьчо во ту ведь всё пору было́, во то́ время,

Ужахну́лсэ ведь наш младой цяревиць-от,

180 Ужахнулсэ-то он, скоро помираёт тут.

Ведь заплакала царица Королевисьня:

«Как потухла-то у мня свешша всё воску ярова,

Со востоцьню-ту стороноцьку упала с нёба звездоцька,

Укатилась-то у мня да виноградинка,

185 Виноградинка моя, да сладка ягодка!

Как не будёт на царсьви всё теперь наследьницька».

Похоронил он скоро мла́дого цяревиця;

Прогонил свою царицю-ту да Королевисьню,

Ис своёго-то и с царства он ей вы́гонил,[213]

190 Приказал свезьти во манастырь спасёной-от,

Приказал-то ей пострикци всё во мана́шины;

И тому она была тому радёшенька,

Шьчо радёшенька была да веселёшенька.

Уходила, уежала во сьвяты места,

195 Во сьвяты она места, да во спасёныи мона́стыря;

Она молилась со слёзами Богу-Господу,

Поминала своёго цяда любимого

Ишше мла́дого всё Фёдора Петровиця.

Он ведь сь тех-то пор да наш Петр Перьвой-от —

200 Повёлась-то ёго жисьть всё не на радосьти,

Не на радосьти пошла, не на весельици.

Шьчо прошло-то тому времени три годика,

И прошло же тому времени петь годиков.

Наредилсэ-то наш да царь-эт белой-от,

205 Царь наш белой всё да Петр-эт Перьвой-от,

Петр-эт Перьвой-от да Олёксеевич,

Наредилсэ он в платье-то всё плотьницьков;

У его ведь было содёржоно всё плотьницьков.[214]

Тут была всё у етих да плотьницьков,

210 Приготовляла-то им кушаньё вдова прекрасная

Как по имени-то всё Екатерина-та,

Из отечесьтва была всё Алексеевна;

Она пекла на их, варила всё им кушаньё.

Петр-эт Перьвой-от, наш царь, тут ро́бит плотьницьком;

215 Он ведь день-от ходит робит, на другой пришол,

Говорит-то сам Екатерины таковы реци:

«Ты поди, Екатерина Олёксеевна,

Ты поди, поди ты за миня в замужесьтво,

Всё в замужесьтво поди, да всё в супружесьтво».

220 Говорила-то Екатерина таковы реци:

«Допрошу-ту я, спрошусь у всех у плотьницьков,

’ни присудят ли итти мне, не присудят ли».

Как пришол-то тут ведь вецёр поры-времени,

Не пришол-то тут ведь ужнать Петр-от Перьвой-от.

225 Говорит Екатерина Алексеёвна:

«Уж вы гой еси, мои да вси вы плотьнички,

Вы ведь плотьнички вси мои знакомыя!

Россудите мне да дайте ума-разума,

Мне итьти ли замуж всё за плотьницька?»

230 Говорили ей да скоро плотьницьки:

«Ты поди-ко-се, Екатерина Алексеёвна».

А приходит-то ведь плотьник на другой же день,

Говорит-то он опять ей таковы реци:

«Уж ты гой еси, Екатерина Алексеёвна!

235 Ты идёшь токо за миня заму́ж,

Приготовляйсе вечорком да ко веньцю со мной;

Мы повенчаимсе в храму в самом посьледнём-то».

Екатерина Алексеевна да итьти здумала,

За того ли всё пошла она за плотьницька.

240 По домам-то стали люди росходитисе,

Как ёго-то ведь да вси тут плотьницьки;

Ище времецько-то тут прошло ведь к вецёру.

Он приходит ко свешшеннику к духовному,

Попросил ево зайти всё во Божью́ церьковь —

245 Не в соборны-ти он церькви, самы нижны тут.

Шьчо свешшеннику-ту тут всё не пондравилось,

Шьчо пришол-то он в погодушку великую;

Занесло ведь храм-от Божий снежком беленьким.

Говорит-ему свяшшеник-от таки реци:

250 «Бес порядку дело делашь всё ты, плотьницёк!

Ты бы мог дождать поры-время хорошого».

Брал-то плотьницёк лопату во белы́ руки,

Он розгрёб-то,