Я же пытался сообразить, как помочь соратнику, пока не обратил внимания на созданный Каминским заслон. Сгущенная в диск влага напоминала формой выпуклую линзу, и я немедленно направил в ее центр широкий сияющий столп. Вода сконцентрировала его в обжигающий луч, и я тут же навел его на всклокоченные после падения волосы.

Не прошло и секунды, как те вспыхнули, и Виктору пришлось окатить холодным душем самого себя. И пока он в полном ужасе щупал слегка подпорченные патлы, я подбежал, в прыжке врезался в него всем телом и сорвал очки. Ворон хотел вступиться за подельника, но немец насел на него еще сильнее и вынудил уйти в глухую оборону.

Я же левой рукой прижал рыжую башку к земле, а правой принялся охаживать по лицу, припоминая всю боль и унижения, что этот подонок принес мне и моим друзьям. И после серии крепких зуботычин интриган потерял волю к сопротивлению, а потом и возможность. А когда я приготовился отправить его в долгий нокаут, Каминский оттолкнул меня ладонями, как девчонка, и заголосил:

— Хватит! Дурак!

От неожиданности я замер с занесенным кулаком, а засранец плюхнулся на задницу и принялся разглядывать пальцы и ощупывать разбитую в кровь физиономию.

— Ты мне ноготь сломал, идиот! И зуб! А мои волосы?! Как я покажусь на испытании в таком виде?!

— Ну и мразь же ты… — сплюнул и отошел, держа свет наготове.

Но пижон не блефовал — его в самом деле больше волновал собственный вид, чем продолжение драки. Глядя на такое поведение, Ворон и сам прекратил бой и склонился над заводилой.

— Полно вам, Виктор Васильевич. Лицо залечат, а волосы покороче подстригут. К вечеру будете как новенький.

— Покороче?! — Каминский в гневе потряс перед подельником растрепанным и опаленным концом своей главной любви и гордости. — Как у тебя? Чтоб выглядел как деревенский дуболом и тупорылый дикарь?! С-семен… ты ч-чего? А ну отпусти!

Поздно — горькие слова назад не вернешь. И пока Каминский вешал Ворону лапшу, тот полностью его поддерживал. А когда показал истинное отношение, тут уж сибиряк не стерпел, ибо сделан из иного теста. Амбал схватил змеюку за грудки да так треснул кулаком по куполу, что Виктор обмяк, как тряпичная кукла. Бросив подонка в грязь, верзила вытер ладони и тяжело вздохнул:

— Похоже, у меня и впрямь мозгов маловато. Доверился этой гнилой щуке, тьфу… Простите, господа. Больше он вам докучать не будет.

— Ничего страшного, — я подошел ближе. — Мы едем развлекаться. Если хотите — айда с нами.

— Не могу, — промышленник покачал косматой головой. — Этот как очнется — сразу жаловаться побежит. Я его покараулю, а уж вы повеселитесь от души.

— Не волнуйтесь, — сказала Анна. — После вашего удара он пролежит бревном до вечера, и ничего страшного не случится. А ваша сила нам очень даже понадобится, так что ловите коней, судари, и в путь.

Впятером мы добрались до прохладного побережья Финского залива. Впереди сквозь туман проступали шпили Кронштадта, справа лежал Новый Петербург, слева, наполовину скрытый за Копорской губой — Старый. Берег же сплошь усеивали рыбацкие причалы, у многих покачивались маломерные суденышки вроде того же баркаса.

Анна спешилась около одного и без спроса прыгнула за борт — да и кто бы ее остановил, будь даже хозяин рядом. Мы уселись рядом, и девушка взялась за рулевое весло, а Ворон надул парус свежим ветром — да так, что полотнище затрещало и чуть не сломало хлипкую мачту. Таким нехитрым образом мы пошли вдоль берега, пока не добрались до ближайшего порта.

Из таверны выбрались под вечер, оставив за собой гремящую музыку, разбитую посуду и перевернутую мебель. Гессен брел впереди, отгоняя грозным видом праздных гуляк. Ворон тащил надравшегося в хлам Щедрина, а мы с Анной замыкали шаткий строй.

У причала дожидалась наша посудина, и пока товарищи пытались не упасть со сходней, принцесса неожиданно взяла меня под руку и увлекла за собой. Мы остановились у края дощатого настила — два тонких силуэта на фоне огромного закатного солнца, наполовину утонувшего за горизонтом. Несмотря на свежий бриз, тепла еще хватало, и все равно девушка прижалась ко мне плечом, будто озябнув. Допила последний глоток рома, кивнула бутылку метров на сто в море и тихо произнесла:

— Вот и все. Сейчас мы вернемся во дворец и больше уже не увидимся — по крайней мере вот так, как сейчас. И даже если тебя выберут женихом, после обращения ничего этого уже не будет. Ни веселья, ни побегов, ни битв — только унылая рутина до конца времен. Поэтому я и не хочу замуж именно за тебя. Не потому, что ты мне не нравишься — тут как-раз наоборот… Просто хочу, чтобы ты прожил пусть и короткую, но яркую жизнь, а не такую, что семьдесят лет как один день.

— Какая разница, что будет потом. Наслаждайся моментом.

— Да… И вот еще что. Не знаю, чем все обернется по итогу, но у меня есть для тебя особенный подарок.

Анна достала из кармана кружевную повязку от чулок.

— Не трусики, конечно, но тоже почетно. В Британии целый орден основали в честь этой штучки, и ты ее полностью заслужил. Сохрани на память об этом отборе — даже если победишь в нем.

Я посмотрел на черную шелковую ленту, теплую от тела хозяйки и пахнущую терпким шиповником. Анна смущенно таращилась вдаль, часто моргая от ржавых бликов на волнах, а я больше всего на свете мечтал, чтобы заклинание Анхальта перенесло в мой мир хотя бы эту вещицу. С одной стороны сущая безделушка, но с другой пойди найди столь интимный символ, намекающий и об отношении девушки, и о ее потаенных желаниях.

Поэтому повязал ленту на левое запястье, точно проходку в клубе, и сказал:

— Я не забуду о тебе, принцесса. Даже если проживу тысячу лет. Даже если судьба раскидает нас по разным мирам в миллиардах милей друг от друга.

— Ты никогда не умел врать, Трофим, — она посмотрела на меня и подмигнула. — За это и понравился. А теперь пора домой. Остался последний шаг.

По нашему возвращению дворец разительно преобразился.

Богатые кареты и вооруженные кортежи подъезжали без остановки, подвозя всю петербуржскую знать — министров, генералов и, как бы сказали у нас — представителей крупного бизнеса. Мужчины в изысканных костюмах и дамы в расшитых золотом платьях блестящей рекой стекались ко входу. Многие закрывали лица вуалями, веерами и полумасками, отчего происходящее напоминало бал у князя тьмы. А если учесть, сколько крови и желчи въелось в руки этих воротил, ассоциация имела все права на жизнь.

Всюду горели огни — газовые, электрические, волшебные. Вдоль гравийных дорожек стелился подсвеченный зеленым туман, указывая путь для дорогих гостей. Тут и там сновали лакеи в багровых ливреях, готовые исполнить любую прихоть высшего сословия, а вдоль стен безмолвными статуями вытянулись гвардейцы.

— Ничего себе народу, — я невольно присвистнул.

— Бегом по домам, — Анна подняла воротник плаща. — У вас час до начала.