потолка. Искусно вырезанные ветви сверкали серебряной и золотой росписью. Там и тут выглядывали не сразу заметные глазу фигурки птиц, белок и древесных духов, напоминавших гоблинов, – творения исключительного мастерства баумельбуржцев, сохранившиеся в веках. Карлману же казалось, что с высоты на них смотрят злобные глаза.

Пока все в молчании черпали ложками вкуснейший грибной гуляш, молодой квендель рассказал остальным о страшном происшествии во дворе. Хульда посмотрела на него так, словно ожидала, что тварь из розовой беседки вот-вот влетит в дымоход трактира. Гортензия и Звентибольд немедленно сообщили о жутком рогатом госте в толпе, невольно подтвердив ее страхи.

Наконец, старик Пфиффер рассказал о нападении на Мальве Хонигман и о том, что сад Кремплингов в Баумельбурге, вероятно, не единственное место, где можно найти окровавленные корни мандрагоры. Пока взрослые беседовали об ужасающих происшествиях, Афра и Флорин и глазом не моргнули. Однако, судя по серьезным всезнающим взглядам, им явно не в первый раз приходилось слышать о подобных ужасах. Дети уже привыкли к тому, что жизнь все сильнее меняется, и принимали перемены с вынужденной невозмутимостью слабых и беззащитных.

– Может, предупредить остальных? – спросил мельник после долгого молчания.

– Клянусь всеми почитателями масок, мы уже пытались это сделать, – тихо ответил Одилий и рассказал тем, кого не было на площади, о бесполезном разговоре с Парасолем. – Единственное, что мы можем сделать сейчас, – это обратиться к каждому в отдельности. Но оглянитесь! Над Баумельбургом уже давно нависла тень, однако наше предупреждение, скорее всего, снова останется без внимания и его сочтут злой шуткой. Слова – это всего лишь сотрясание воздуха, к ним никто не прислушается. Слишком поздно. Я так надеялся, что Лоренц Парасоль согласится с моими доводами и отменит праздник. Я тщетно пытался добиться понимания в «Старой липе», теперь, в последнюю минуту, неизбежное уже не остановить.

– А как же Хелмлинги? – с надеждой спросил Карлман. – Что, если поговорить с господином Левином? Ведь он вместе с друзьями видел по дороге ужасающие столбы, они все понимают, что опасность действительно сущест- вует.

Карлман изо всех сил скрывал от друзей, что думает о Гризельде. Удручающий ответ старика Пфиффера застал его врасплох.

– Боюсь, что Хелмлинги уехали домой, а квенделинцы остались на своем берегу, к добру или худу. Я искренне надеюсь, что они решили не появляться в Баумельбурге, – сказал Одилий. – Быть может, нам следует поступить так же и незаметно уйти, пока не разразилась буря. Хотя сейчас, наверное, уже слишком поздно.

Снова повисла тишина, в которой каждый обдумывал эти слова. Карлман низко опустил голову. Он вдруг почувствовал, что ужасно устал, будто измученный путник, который так и не добрался до укрытия, упал и остался лежать на обочине. За последнее время он лишился слишком многих, в ком привык черпать силу, и от каждой потери становилось все больнее. Мать умерла, Бульрих ушел, а Гризельда была слишком далеко.

Старик Пфиффер не замечал ни горького разочарования молодого Шаттенбарта, ни напряженности остальных собравшихся за столом. Он погладил Райцкера, сидевшего у него на коленях. Случайно обнаружив питомца в укромном уголке, Одилий решил впредь держать его при себе. Он поднял голову и окинул друзей ясным взглядом.

– Бульрих, а за ним и мы, столкнулись с опасностями Сумрачного леса и, хотя знали о них и боялись не без оснований, избежали худшего, – задумчиво заговорил он. – Мы бежали от волчьей стаи и едва спаслись под землей, но злая участь снова миновала. Мы блуждали в глубинах подземелья, но те, кто охотился за нами среди могил, не смогли нас поймать. Недавно невидимые полчища преследовали нас на тропе у живой изгороди, и мост через реку едва не стал нашей погибелью, но мы в который раз не столкнулись с самым страшным. В конце концов, мы решили отправиться на Праздник Масок все вместе, с Уилфридом, а теперь и с Энно. Друзья мои, во всем этом должен быть глубокий смысл, и даже если придется рискнуть, я осмелюсь предположить, что в этот час приближающейся опасности мы избежим худшего! Давайте посмотрим, что будет дальше, как мы и собирались.

Страстная речь никого не оставила равнодушным. Одилий словно придал друзьям сил магическим заклинанием, сотканным из уверенности, мужества и чувства единения, – а как долго продлится его действие, еще предстояло увидеть.

Вдруг Карлман услышал где-то рядом тихий стук. Обернувшись, он увидел молодое лицо Энно. Яркие глаза сверкнули, и тут Карлман понял, что приятель стукнул костяшками пальцев по двум бородатым маскам, лежащим на скамье позади них.

– Ножка и шляпка, вырезанные из одного и того же дерева, – напомнил Энно и неуверенно улыбнулся Карлману.

Началась последняя часть праздника, а вместе с ней и вечер. За ним скрывалась ночь, как черная погибель. Тем временем туман двигался еще дальше. Он незаметно крался к холмам Баумельбурга с берегов Холодной реки и из низин на западе и востоке. Бледные облака плыли по улицам и переулкам, отчего казалось, что за Маршем колокольчиков и толпой, возвращающейся на площадь, следовала процессия призраков. Последние пары сливались с мерцающими клочьями тумана, которые собирались ближе к вершине холма. В то же время было на удивление темно, как будто сумерки наступили несколько часов назад. Зловещие голоса смешивались с воем ветра, и быстро холодало.

Черные вороны еще сидели в кронах дубов, но квендели уже вовсю оглашали окрестности звуками трещоток, колокольчиков и бросали в птиц то, что попадалось под руку. В ход шли каштаны, желуди и мелкие камешки – все, чтобы отпугнуть крылатых. Среди празднующих даже самые бесстрашные в конце концов поняли, что назревает нечто странное.

Старик Пфиффер собрал свою маленькую группу у костра, который разожгли на почтительном расстоянии от круга дубов и напротив главной тропы, по которой вновь поднимались лесные духи из Жаворонковой рощи. В хворост и заранее заготовленные дрова воткнули четыре высоких шеста – символы сторон света, откуда приближались зимние бури. На конце каждого висела тряпичная кукла. Когда шесты охватил огонь, они превратились в пылающие факелы, которыми квендели посылали пламенный привет наступающим холодам. Фигурки кукол в развевающихся лоскутах со скрипами и стонами болтались на ветру взад-вперед.

– Когда огонь догорит, черная стая вспорхнет и наконец оставит дубы в покое, – сказал Биттерлинг, устремив пристальный взгляд вверх. – И тогда, словно сама ночь, поднимется и унесет с собой тени.

Гортензия посмотрела на возвышавшиеся из кучи дров шесты, похожие на виселицы.

– Жухлые сморчки, не нравится мне, когда что-то подвешивают на столбах, будь то маска или кукла, – сказала она, содрогнувшись.

– И я так подумала, представляешь? Эти куклы будто