– Постой.

– Он пытался убить нас! – горячо воскликнула Ирен. – А что помешает ему попробовать еще раз? А как же Волета?

– Замри. Остановись. Это приказ, – сказала Эдит более твердо. – Отпусти тележку.

Ирен неохотно подчинилась, и Эдит, убедившись, что угроза второго нападения миновала, повернулась к Сфинксу:

– Я думала, он парализован.

– Так и было! – произнес Красная Рука, обнажив в широкой улыбке крупные зубы. – Я только вчера восстановил контроль над руками. – Он поднял руки, и шнурки на рукавах льняной рубашки привлекли его внимание. Какое-то мгновение он дергал их, как кот, а затем энергично тряхнул головой, словно прогоняя отвлекающий фактор. – А сегодня утром ко мне вернулись ноги. У меня была прекрасная прогулка.

– Я не с тобой разговариваю! – Эдит ткнула пальцем в Красную Руку, продолжая сердито смотреть на Сфинкса.

– Так это ты меня убила? – Красная Рука говорил без злости и обвинений.

Его голос, высокий и немного хрипловатый, звучал пытливо, почти весело, но не сердито, что смутило Эдит.

– Верно. Но в ее защиту скажу, что в то время ты вел себя очень плохо.

– Правда? Мне очень жаль, – сказал Красная Рука, оглядывая Эдит от пушистого воротничка до тапочек и обратно. – Она выглядит довольно сильной. И злой. Я думаю, что она хочет убить меня.

– Очень проницательно, Охряник. Наблюдательность к тебе тоже возвращается. И я думаю, что ответ – вероятно, да, – сказал Сфинкс.

– Из-за того, кем я был? – Красная Рука уже приближался к Эдит и Ирен. Он был бос и шел нетвердой, шатающейся походкой. Когда разбитые флаконы захрустели под его пятками, он, казалось, не почувствовал никакой боли. Ирен выпятила грудь и встала на цыпочки, изо всех сил стараясь выглядеть устрашающе. Красная Рука улыбнулся ей, разинув рот, как турист перед памятником. – Замечательно, – пробормотал он и потянулся к ее лицу. Красный свет покрывал кончики его пальцев. – Трудно даже заподозрить, что мы принадлежим к одному виду, правда? Ты словно гора. Я – предгорье.

Ирен зарычала на него, и он убрал руку. Он повернулся к Эдит, неуклюже, как жеребенок. Она изо всех сил постаралась скрыть страх, – хотя, конечно же, боялась. Но он, казалось, был слишком поглощен броской машиной у нее на плече, чтобы заметить ее мужественную позу.

– Какой грозный инструмент! – сказал Охряник, задумчиво пощипывая себя за подбородок. Пока он изучал лишенные изящества пластины и грубые углы, Эдит согнула движитель, чтобы показать его силу и отпугнуть Охряника, хотя демонстрация не произвела должного эффекта. Он радостно зааплодировал и сказал: – Как приятно снова видеть вас в игре, господин Рука!

– Ничего страшного, Охряник. – Сфинкс повернулся к Эдит. – Вот видишь! Он совершенно изменился. Он наивен, словно лань.

Эдит усмехнулась:

– Конечно, ты же не думаешь, что мы поверим в его безобидность. Он запросто схватил в полете стофунтовую тележку, как подушку!

– Он наивен, Эдит, а не слаб. – Мантия Сфинкса скользила под ним, пока он кружил вокруг группы. – Очень важно, чтобы вы поладили. Охряник будет вашим пилотом.

– На вахту прибыл, капитан! – сказал Красная Рука, салютуя Эдит с лягушачьей улыбкой.

– Ты действительно думаешь, что я возьму его в команду?

– Думаю. Возможно, если бы ты не помогла сбежать вашему последнему пилоту, мы бы не оказались в таком положении, – сказал Сфинкс, и Эдит почувствовала укол вины при мысли об Адаме. Интересно, как ему живется среди искровиков.

– Капитан должен доверять своей команде. И как, по-твоему, я могу ему доверять?

– Не мог бы ты повернуться, Охряник? – Сфинкс покрутил в воздухе черным бархатным пальцем. – Вот так. Спасибо. А теперь, пожалуйста, расстегни рубашку.

Эдит и Ирен даже не пытались скрыть смущения от приказа Сфинкса, хотя их отвращение сменилось болезненным восхищением, когда они увидели обнаженную спину Красной Руки. Его позвоночник был заключен в медный панцирь, который тянулся от затылка до пояса. Кожух отражал выпуклости хребта, но между полированными позвонками сиял красный свет мощной среды Сфинкса.

– Как вы могли заметить, у него больше нет наруча, – сказал Сфинкс, постукивая по своему пустому запястью, словно спрашивая, который час. – Манжета позволяла ему самому менять батарейки, но теперь все изменилось. Нет, теперь ему нужна помощь. – Сфинкс нажал на третий сверху позвонок на хребте Красной Руки, и из него выдвинулись четыре ячейки, обнажив верхушки четырех пузырьков. – Их нужно менять по меньшей мере каждые сорок восемь часов.

– Довольно часто, – сказала Эдит.

Ее новая рука могла работать больше недели на одной батарейке.

– Да, но среда, по существу, заменила энергию, которую его тело могло бы произвести самостоятельно. У него больше нет возможности черпать силы из еды или сна. Так как он не может сам заменить батарейки, ему придется полагаться на вас, чтобы продолжать жить. Если он когда-нибудь предаст вас, то предаст и самого себя.

– Значит, я должна поверить, что у него есть инстинкт самосохранения? – спросила Эдит.

– Конечно есть, – сказал Охряник, снова застегивая рубашку. Он повернулся к ним с дружелюбной улыбкой. – Смерть – интересная драма, но я уже видел ее однажды. Я не уверен, что готов просидеть на бис.

– Вот видишь! – радостно воскликнул Сфинкс. – Вам нужен Охряник, чтобы управлять кораблем, и ему нужно, чтобы вы меняли батарейки. Взаимная потребность лучше доверия.

– И все же это очень большой корабль, – сказала Эдит. – А как насчет остальных членов моей команды?

– Это и есть остальные члены команды, – сказал Сфинкс и рассмеялся, увидев раздражение на лице Эдит. – Не волнуйся. «Авангард» летает почти сам по себе!

На мостике «Авангарда» прозвучал сигнал тревоги: одинокая ксилофонная нота, которая, казалось, исходила из ниоткуда и одновременно отовсюду.

– Заткнись, заткнись, заткнись! – сказала Ирен с нарастающим раздражением сквозь стиснутые зубы.

Сигнал тревоги раздавался раз в минуту, каждую минуту в течение последних шести дней. За это время он превратился из забавы в досаду, а потом – в настоящую пытку.

Мостик, который сам по себе превосходил всю главную палубу «Каменного облака», казалось, спроектировал ювелир: все было сделано из золота, серебра или другого драгоценного сплава. Панели управления кораблем, занимающие три из четырех стен мостика, заполняли кнопки и поворотные переключатели, изукрашенные не хуже перстней с печаткой. Посреди этих кнопок и переключателей вспыхивали сотни граненых лампочек. Их красные, белые и зеленые огни были настолько яркими, что комната засверкала. Ряд хрустальных циферблатов показывал скорость ветра и барометрическое давление, а также высоту корабля, скорость набегающего потока, плотность оболочки, температуру змеевика, уровень масла и дюжину других важных измерений, лишь отчасти знакомых экипажу.