По правде говоря, капитан Уинтерс и ее команда из двух человек все еще находили большинство функций корабля загадочными. И в первые же мгновения после вылета в начале недели они получили важный урок на тему того, что нельзя возиться с элементами управления, которые не понимаешь. Едва корабль миновал ангар Сфинкса, как Ирен щелкнула тумблером, который, по ее мнению, должен был погасить ходовые огни корабля – и в ее защиту можно было сказать, что этот тумблер находился рядом с выключателем коридорного освещения, – но на самом деле он выпустил несколько сигнальных ракет с кормы. Искрящиеся снаряды едва не проскочили через двери ангара в логово Сфинкса. Сфинкс поспешно отправил крылатого гонца, и Байрон после обеда проиграл запись для команды за мрачным пудингом. Крем-брюле Байрона подгорело, но еще хуже был гнев Сфинкса.

– Нельзя крутить что попало и тыкать пальцами куда попало! Вы же сами себя взорвете! Прочитайте руководства. Я вам их для этого и дал!

На мостике снова зазвонил сигнал тревоги.

– Охряник, пожалуйста, скажи мне, что мы продвигаемся к разгадке, – сказала Эдит, потирая подбородок, чтобы немного ослабить напряжение.

Она сидела в капитанском кресле между постом наводчика, который сейчас занимала Ирен, и пультом пилота, где устроился Охряник с раскрытым толстым руководством на коленях.

– Устранение – это своего рода прогресс, капитан. Знание того, чем вещь не является, делает нас еще на один шаг ближе к пониманию того, что же она такое! – радостно сообщил Охряник, отслеживая читаемый текст пальцем.

Он сидел перед штурвалом корабля, который на самом деле совсем не походил на штурвал. Главный руль «Авангарда» напоминал рога быка, увенчанные с обеих сторон золотыми шарами.

Эдит нахмурилась, глядя ему в затылок. Когда она выбросила Красную Руку из порта Голла, ей и в голову не пришло, что однажды придется командовать его ожившим трупом. Сфинкс считал его одновременно важным и безобидным, хотя Эдит не была уверена ни в том ни в другом. Она определенно сомневалась, что он был так вежлив, как притворялся. К его чести, со времени их неловкого воссоединения Охряник ни разу не упомянул о своем убийстве и не выказал никаких признаков затаенной обиды.

И это было достаточно хорошо, потому что она не собиралась извиняться.

Но все же в его поведении было что-то пугающее. Он был чересчур веселым. Как человек, который только что отдал прислуге пустую тарелку после чудесной и неторопливой трапезы, или как тот, кто едва отдышался от долгого приступа неудержимого хохота после отменной шутки. Насколько она могла судить, других эмоций он не знал: он никогда не злился, не грустил, не волновался и не боялся. Он ни разу не пожаловался на то, что она, по сути дела, заперла его на мостике, и, похоже, его вовсе не раздражала эта непрекращающаяся тревога. Он просто был веселым, безупречно веселым – и так все время.

– Как бы вы описали эту тревогу, капитан? – спросил Охряник.

Желто-белые волоски торчали из его розового черепа, как щетина свиньи. Эдит заметила выпуклость его механического позвоночника сквозь зеленую форменную куртку. Это напоминание о его зависимости успокаивало.

– Она звучит так, словно мне в ухо медленно вонзают шип, – сказала Ирен, и, будто по команде, снова раздался сигнал.

Руководство, над которым склонился Охряник, было толщиной по меньшей мере в три дюйма, и это был всего лишь второй из трех томов такого же размера. Инструкции были настолько громоздкими, потому что объясняли не только функции корабля и способы их ремонта, но и основные принципы, на которые опиралась работа системы. Это был, по его словам, «учебник инженерного дела, спрятанный внутри диплома по физике, с энциклопедией в качестве приложения».

– Как думаете, это больше похоже на звуки цимбал, «музыку ветра» или… капание воды в чайную чашку? – Охряник вычитывал варианты в многочисленных таблицах руководства.

– А какое это имеет значение? – спросила амазонка.

– Ну, сигнал тревоги, который звучит как цимбалы, означает, что нагревательная спираль полностью вышла из строя и корабль вот-вот взорвется.

– Я думаю, мы бы это заметили.

– Отличная мысль, капитан! А «музыка ветра» означает, что в котельной произошел взрыв, который опять же, вероятно, привлек бы наше внимание. А капающий звук… дайте-ка подумать… это сигнал тревоги при столкновении.

– Сигнал тревоги, сообщающий, что мы на что-то наткнулись? Разве это не то же самое, что повесить колокольчик на пушечное ядро? Какой в этом смысл? Продолжай искать, – сказала Эдит и снова обратила внимание на массив золотых рам, которые окружали мостик над консолями.

Вместе они образовывали то, что в руководстве называлось «магновизором». По сути, это было окно в комнате с глухими стенами. Каждый элемент магновизора показывал какую-нибудь часть пейзажа снаружи – пустынную долину, горы, небо и корабли, занимавшие его. Фасад Башни полностью заполнял панели правого борта, хотя и не совсем в нужном порядке. В золотых рамах магновизора мир представал в оттенках серого, от бледного пепла до темной золы. Формы двигались и появлялись медленно. Этот эффект напомнил Эдит рисунок на горячем камне с помощью воды, хотя Охряник сказал, что технология включает в себя железную стружку и миллионы мельчайших намагниченных булавок.

Эдит предпочла бы простоту подзорной трубы или ни с чем не сравнимый вид с бушприта, но именно магновизор позволял «Авангарду» быть столь надежным. Имелись даже две рамы, показывающие вид под кораблем, – не в пример лучше необходимости посылать впередсмотрящего ползать по нижнему такелажу и проверять, нет ли там нежелательных теней. Эдит и ее команде потребовался целый день, чтобы сориентироваться в различных ракурсах магновизора, и еще один день понадобился, чтобы глаза привыкли к монохромному и плоскому изображению мира. Но теперь они более или менее свыклись с ним.

Магновизор был всего лишь одним из многочисленных технологических чудес корабля. В отличие от «Каменного облака», которое повиновалось капризам ветра, на корме у «Авангарда» имелась пара тяговых продушин. По словам Охряника, эти отверстия скрывали две мощные паровые турбины и в сочетании с закрылками на двух коротких стабилизаторах корабля обеспечивали им маневренность, с которой пассивные воздушные корабли не могли конкурировать. «Авангарду» не нужно было ждать, пока поднимется нужное течение и понесет, куда надо: он сам создавал свой ветер.

Новый сигнал тревоги нарушил привычную размеренность звона, и все они как один подняли головы.

– Нет, нет, я не справлюсь с двумя сразу. Это нечестно! – простонала Ирен. Новый сигнал тревоги, который был выше и мелодичнее, прозвучал вслед за первым. Получилось что-то вроде «дзинь-дон». – А это что такое?

– Ага! Я полагаю, это и есть уведомление о столкновении, – сказал Охряник, перелистывая страницы руководства.

– Мы во что-то врезались? – спросила Эдит.

Быстро читая, Охряник взволнованно ткнул пальцем в страницу: