алыми петухами края блеснули глаза — напуганные, нехорошо запавшие от боли. Волосы растрепаны, губы искусаны. Кажется, ее лихорадит, и давно, с пару часов точно.

Нет, в таком состоянии девчонка не сможет оказать никакого сопротивления даже обычному человеку.

А уж ему — тем более.

Ниенна молча наблюдала, как засов сам собой, без чьей-либо помощи, двигается, с шорохом заползая в металлические пазы. Затем перевела взгляд на Ингвара, медленно вытягивающего клинок из ножен. Глаза ее испуганно расширились, но лишь на краткий миг. А затем обреченно потухли.

— Все-таки ты, — треснувшим голосом сказала некромансерка. — А я надеялась, дура…

— Не знаю, чего ты там себе надумала, — свел брови Ингвар. — Но клинок — для защиты. Говорю сразу, поэтому не вздумай делать глупостей.

— Для защиты? — горько усмехнулась девчонка. — Здоровенный оборотень пугается покалеченной адептки-третьекурсницы, которая в нынешнем состоянии даже сидит с трудом? Уж признайся сразу, пришел меня убить, потому что на заживление морды и обратное превращение в человека сил хватило, а на остальное — уже нет.

— У вас с подругой одна душевная болезнь на двоих? То она рожу показать требовала, то ты теперь несешь незнамо что… Половину из сказанного не понял, но ты, кажется, подозреваешь меня в ликантропии, или как это у вас, чародеев, называется?

Ингвар сделал шаг к столу, на котором скорчилась девица. Ниенна не стала отшатываться. Лишь замерла, не сводя с кузнеца настороженного взгляда.

— Так заруби себе на хорошеньком носике, я — не волкодлак. А если когда-нибудь им стану — скорее отгрызу себе лапу, чем буду мучить собственных брата и сестру. В этом грешном мире хватает людей, которым я с радостью перегрыз горло, если бы мог.

Еще шаг. Девчонка недоуменно моргнула.

— Так ты пришел не для того, чтобы меня убить?

— Убить? — задумчиво протянул Игнвар, словно и впрямь размышлял о такой возможности. — Определенно нет. Хотя раны заживлять на себе действительно могу. Если не глубокие. Но опаленную морду вряд ли бы зарастил.

— Логично, ты же сын целителя, значит, и дар его унаследовал, — мигом выпрямилась некромансерка. Ингвар невольно восхитился. Даже в минуты отчаяния и боли по-прежнему остается мастером своего нелегкого ремесла.

— Увы, нет, — покачал он головой. — Я не целитель.

Вот теперь в лице Ниенны промелькнуло что-то похожее на изумление.

— Не может такого быть. Дар всегда наследуется, пусть в меньшей степени, пусть Стихия при академическом выборе изменится с Жизни на Смерть или Ярость, но какие-то базовые способности все равно должны сохраниться… Вот леший!

Она со стоном потерла лоб и облокотилась на стену.

— Как же больно… Убивать ты меня не хочешь. Исцелить не можешь. Так зачем ты явился? И кто ты?

— Вот теперь пошли, наконец, правильные вопросы, — ухмыльнулся кузнец. — На второй ответишь сама, если хорошо подумаешь. Что же касается первого, то все просто. Я пришел тебя согреть.

Некромансерка хрипло расхохоталась. Тут же вскрикнула, обхватив ладонями живот. Одеяло сползло с остреньких плеч.

— Вы сговорились все, что ли? Именно сегодня, — прошептала она, тяжело дыша. — С чего ты решил, что я подпущу тебя ближе еще хоть на один шаг?

— Ах, я тебе не по нраву? Не слишком привлекателен для столичной принцессы? Ну, извини, за рыжим не побегу, тем более, посреди ночи…

— Да при чем тут Соколок? — вспыхнула девица. — И какая разницы, по нраву ты мне или нет? Я убью тебя, дурака кусок, неужели не понимаешь? Стоишь тут, строишь свои выкрутасы, привык перед деревенскими бабами типа Радмилы выпендриваться! Только я не простодушная селянка, а изломанный эльфами маг. И со мной итог все равно будет один — твой труп поутру. Дети станут сиротами, а я окончу дни в пыточной у Инквизиторов или в приюте для умалишенных под семью замками. И буду днями и ночами лежать голодная, немытая и в собственных испражнениях, потому что ни один человек не станет за мной ухаживать даже за большую награду! Ты серьезно этого хочешь? А я — нет!

К концу этого надрывного монолога она почти кричала. Затем скорчилась еще сильнее и потянула теплое одеяло назад на плечи. Сердито отвела взгляд.

Ингвар в ответ лишь покачал головой. Вот ведь храбрая пташка! Считай, что в клетке и раненая — а того и гляди, накинется и глаз выклюет.

— Что-то темно здесь и холодно. Дрова никак сырые, плохо горят. Ты не разжигала еще огня?

— Я встать с постели не могу, какой огонь? — огрызнулась девчонка, дрожа и постукивая зубами. — Можешь сам и разжечь, и дров заодно подбросить, раз уж заявился, незваный да нежданный.

«О, ты не представляешь, насколько я званый и долгожданный», — с усмешкой подумал кузнец, но произносить этого вслух не стал. Хватит уже, и впрямь ведет себя, как молодой балбес, который красивую девку впервые увидел, а явить перед ней свое смущение смерти подобно.

— Разожгу, — охотно согласился он. — И безо всяких дров.

И щелкнул пальцами.

В тот же миг руку его практически до локтя охватило пламя. Оно беззвучно затанцевало по голой коже, не опаляя ее, заскользило вокруг запястья, затрепетало на кончиках пальцев. Ингвар повел ладонью вправо, и пламенный шар полетел через кузницу прямо в горнило печи. Дрова вспыхнули и задорно затрещали.

— Вот так-то лучше, — заметил он, опуская руку.

Некромансерка замерла под своим одеялом, не двигаясь, и даже не моргая. Попыталась что-то сказать в ответ, но не вышло. Она только разевала беззвучно рот, как маленькая рыбка на льду у проруби.

— Я смотрю, дошло, наконец, — Ингвар с ухмылкой развел руки в стороны. — Ну, подпустишь к себе или так и будешь дальше угрожать убийством?

Девчонка не сводила с него глаз — враз потемневших, огромных, страшных. На бледном измученном лице они смотрелись изрядно пугающе.

«Сейчас швырнет в меня чем-нибудь. Подушкой, например. Или заклинанием потяжелее. И ни слова ведь не скажешь в ответ, заслужил. Устроил тут цыганочку с выходом».

Характер у Ингвара был не подарок с той самой поры, как мальчишка вступил в возраст отрока. Неуемная жажда новых впечатлений заставляла его выискивать приключения себе на задницу и родителям — на увеличение седых волос. А проснувшийся вредный нрав нет-нет, да и вынуждал матушку горько плакать.

«Ингварка, ты эту свою гиенистость перед нами не выказывай! — строго говорил с непослушным пареньком отец. — Мать пошто высмеял дурной шуткой с утра, когда она не сразу сообразила, с какой стороны переговорный кристалл включается? Она образования нормального в юности не получила, потому как работала, чтобы дети ее учиться нормально могли, дурья твоя голова! А ты чем ей платишь? Вот