Хотя, взяв Новый Карфаген, Сципион перерубил канал связи пунийских полководцев с родиной, но они продолжали упорно бороться с римским полководцем. И уже весной 208 г. до н. э. после зимовки римской армии в Тарраконе противники схватились снова.

Карфагенское правительство и командующие готовились к прорыву в Галлию, оттуда – с набранным в ней пополнением – в Италию на помощь к Ганнибалу. Но прежде чем пойти на этот решительный шаг, предстояло, если не уничтожить Сципиона и его армию, то, по крайней мере, максимально ее обескровить и лишить поддержки местного населения, которое после миролюбивых акций римского полководца сплошным потоком переходило в римский стан. Поход в Италию был предрешен при любом исходе грядущего сражения, но для Карфагена было крайне важно оставить у себя за спиной прочный тыл. Любопытно, что Сципион тоже стремился к бою… с ближайшим к нему противником. Таким оказался Гасдрубал Баркид. Его армию следовало разбить до подхода остальных войск пунов. Сципион сам пошел навстречу врагу.

При поддержке трех самых могущественных иберийских вождей Индебола, Мандония и Эдескона римский полководец смог одержать одну из своих самых убедительных побед. Численно уступавшая армия Гасдрубала Баркида оказалась поверженной в сражении при Бекуле (ныне Байлен) на правом берегу реки Гвадалквивир. Предшествовавшая бою стычка привела к тому, что конные заградительные отряды карфагенян… бежали под натиском легковооруженной пехоты римлян. Преследуя врага, она чуть не ворвалась во вражеский лагерь!

Столь обескураживающий результат привел к тому, что абсолютно неуверенный в исходе предстоящей битвы в открытом поле, Гасдрубал предпочел ночью увести 25 тысяч своих ливийцев, нумидийцев и иберов вместе с 32 слонами на возвышенность с плоской вершиной. Это была удобная позиция: от удара с тыла ее надежно защищала река Гвадель – приток Гвадалквивира, а с фронта и с флангов крутые обрывы сильно затрудняли подъем. Но был и серьезный недостаток: отсюда было сложно вести атаку, оставалось лишь пассивно обороняться. На обрывистых террасах карфагенский военачальник выставил заслоны из нумидийской конницы и балеарских пращников, причем если последние еще как-то могли сгодиться в обороне, то кавалерия здесь была абсолютно непригодна.

Так и случилось.

Как всегда, Сципион повел дело очень энергично. Сначала один отряд римских легионеров перекрыл вход в долину, через которую в тылу у карфагенян протекала река, и лишил их воды, затем другой отряд перерезал дорогу, ведущую из Бекулы на окрестные поля. Так пуны оказались в ловушке, в которую они, впрочем, сами и забрались. Беспрепятственно форсировав реку, более чем 30-тысячная армия римлян и их иберийских союзников окружила позиции пунийцев, а затем начала массированное наступление по всем направлениям. Если легковооруженная пехота, несмотря на потери от плотного «огня» балеарских пращников, упорно карабкалась, где только можно, то тяжеловооруженные легионеры шли в атаку только по руслам высохших речек, т. е. лишь с флангов. Атаку слева возглавил сам Сципион, а справа шли солдаты под началом его правой руки – Лелия. Взятые в клещи карфагеняне сражались насмерть. В ходе жестокого боя обе стороны несли потери, но Гасдрубалу вместе с тяжеловооруженными пехотой и кавалерией, всеми слонами и, что самое главное, армейской казной удалось все же продавить сплоченной массой вражеский строй, прорваться и уйти на север Испании к отрогам Пиренеев еще в самом начале сражения. Если верить римским источникам, потери Гасдрубала среди нумидийской кавалерии и балеарских пращников, принявших на себя главный удар вражеской армии, были ощутимы: 8 тысяч погибло и 12 тысяч оказались в плену.

…Кстати, продолжая объявленную им политику переманивания иберов на свою сторону, Сципион всех пленников-иберийцев отпустил по домам, а ливийцев и нумидийцев продал в рабство. Исключение было сделано только для Массивы – совсем юного племянника нумидийского принца Массанассы. Оказалось, что он попал в плен из-за свойственного его возрасту… любопытства! Несмотря на то что дядя Массанасса запретил ему участвовать в бою, юнец пренебрег дядюшкиным запретом. Он тайком сбежал от своих охранников, смешался с нумидийскими всадниками, но в ходе боя был сбит с коня и попал в плен. Вернув Массанассе родственника, Сципион сделал ему тонкий намек на то, что Рим отнюдь не прочь установить с ним… дружеские отношения с далеко идущими последствиями. Массанасса отличался особой сметливостью и быстро все понял и очень скоро сделает шаги в этом направлении – шаги, имевшие серьезные последствия для хода «Ганнибаловой войны»…

Сам Сципион, все еще опасавшийся подхода армий двух остальных карфагенских полководцев – Магона Баркида и Гасдрубала (сына Гискона) – будучи большим приверженцем обязательного преследования разбитого врага, на этот раз решительно отказался от преследования и, очевидно, был прав. Погонись римский полководец за ускользавшим от него противником через дикую горную страну, он не только оставил бы без прикрытия свою опорную базу на восточном побережье Испании, но и поставил бы под угрозу все свои завоевания на Иберийском полуострове. И Сципион снова, как и после взятия Нового Карфагена, ушел на зимовку в Тарракону.

…Между прочим, одержав свою первую громкую победу в сражении в открытом поле, Публий Корнелий Сципион сразу же заявил о себе как о большом мастере на тактические уловки. Неблагоприятные условия местности он сумел обернуть себе на пользу и применить своего рода «клещи» для охвата вражеских позиций, поначалу казавшихся такими неприступными. Но до великого «мистификатора» обманов и сюрпризов, каким в ту пору считался Одноглазый Пуниец, ему еще пока было далеко. Добавим только – пока далеко…

На совете всех трех карфагенских полководцев, собравшихся на севере Испании спустя несколько дней после фиаско под Бекулом, горячо обсуждалось послание Ганнибала, пришедшее из Италии через Карфаген в Испанию. В нем он настойчиво просил немедленно привести ему подкрепление через Альпы. Здраво поразмыслив, троица приняла разумное решение. Понесшему серьезные потери Гасдрубалу Баркиду надлежало, набрав как можно больше иберийских наемников (чем больше их уйдет из Иберии, тем меньше перейдет на сторону римлян!), прорываться через Пиренеи и Альпы на помощь к старшему брату в Италию. Его брату Магону с Гасдрубалом Гисконом, прикрывая его «бегство», следовало отстаивать оставшуюся в их руках часть Иберийского полуострова от оказавшегося столь опасным противником Публия Корнелия Сципиона-Младшего. При этом остатки нумидийской конницы Массанассы должны были постоянно совершать грабительские рейды по территории союзных римлянам иберийских племен. Так и поступили. Магон навербовал искусных балеарских пращников, а его брат Гасдрубал набрал на все имевшиеся у него деньги (а сумма была, по слухам, колоссальная!) – сколь воинственных, столь необузданных и… непредсказуемых кельтиберов с галлами – и пошел в Италию. Ловкий и неуловимый Массанасса обещал заняться своим любимым занятием – лихими конными набегами с мгновенным исчезновением с «места преступления». Но он уже не столь активничал, как раньше, по вполне понятным причинам: хитроумный кочевник явно глубоко задумался о своих перспективах под началом иного хозяина и предпочитал поберечь своих лихих наездников – лучшую кавалерию Средиземноморья той поры … до лучших времен!