— Вот и балкоры своих детей сильнее любили. Осудишь? — И после короткой паузы сам ответил, склоняя голову набок: — Не осудишь. Не убивали они любопытных эльфов, Асфирель. Балкоры вовсе не привыкли сражаться. По крайней мере, такими способами. Слабые мы для войны. — Поскреб ноготком сукно, будто грязь отдирал. — Но и тех, кто вблизи тофров рассмотреть пожелал, не останавливали. Эльфы ведь слышат хорошо — вот и шли на звук, а перед глазами рябь только видели. Вот облик тех, кто из-за любопытства умирал, балкоры и забирали. Сначала, чтобы просто язык узнать и поверхность Фадрагоса, а потом стали своих детей спасать. Подсаживали в чужие семьи.

Не удалось сдержаться — скривилась и опять голову опустила, чтобы не видеть Десиена. Кукушки…

— Уф, — равнодушно протянул. — Теперь осуждаешь. Думаешь, подло. Вот только подлость совершается с легкостью, а если с трудом — толкает нужда. Отдать ребенка… Не представляю, каково это — у меня своих нет, — но, думаю, родителям было нелегко. К тому же теперь, Асфирель, ты, как никто другой, знаешь, что чувства растут вместе с общими воспоминаниями. Перенимая облик, балкоры впитывают абсолютно все от отдающего. Их переживания, любовь и… ненависть. Все, что они помнят. Однако и своих любимых мы не забываем. — Пожал плечами, продолжая тему: — Мать заведомо знала, что ее ребенок, полюбит еще одну женщину. Сильно полюбит. Так, как любил свою мать маленький эльф. Она догадывалась: если эльфенок ненавидел балкоров, то ее ребенок впитает эту ненависть. Любить и ненавидеть… Беловолосые шан’ниэрды точно поняли бы их. — Убрал волосы назад. — Парень, позволяющий любимой выжить, отдавал ее другому. Рисковал, не зная наверняка, что после смены облика, она не будет любить кого-то сильнее, чем мгновением ранее его. Асфирель, балкорам было страшно идти на такой отчаянный шаг. И все могло бы закончиться иначе, если бы эльфы не встретили их агрессией, не объявили войну. — Уголки бледных губ дрогнули. — Если бы люди не появились чуть раньше.

Он молчал, будто давал время на обдумывание. Хочет, чтобы я извинилась за людей? Я в той войне не участвовала.

Но отчего-то все же стыдно…

— Так в чем ты винишь нас? — полушепотом спросил он. — В естественном желании спастись? Поэтому эльфы до сих пор ненавидят нас? На севере они прячут ненависть, Асфирель. Изгоям страшно — некуда возвращаться. Они стали мастерами вранья и лицемерия, как балкоры когда-то. — Указав рукой на окно, громче произнес: — Можно идти и вечно учиться у них. Но я не осуждаю, всего лишь ищу повсюду правду. У меня работа такая, Асфирель, а тебе это все для чего? Ты вот только что ее услышала. Правду. Наверняка чувствуешь себя скверно — обычное дело для нее.

Замолчал, сжимая кулаки. Вскинув подбородок гордо, отвернулся — проникающий солнечный свет очертил тонкий профиль, казалось, пропитал собой бескровную кожу. Сердце споткнулось не впервой за время беседы. Были ли вообще виновные в масштабной трагедии? Тепло тронуло руку. Я встрепенулась, наткнулась взглядом на полные поддержки глаза Кейела. Смелее ухватилась за его руку, погладила большим пальцем тыльную сторону ладони. Одними губами сказала:

— Спасибо.

Он улыбнулся. Кроткий голос Десиена снова разлился в тишине:

— Балкоры были вынуждены поклясться соггорам в вечном служении, в неукоснительном следовании за ними. Эльфийское прощение… Бытует легенда, что это один из ингредиентов, чтобы разорвать клятву. А правда ли — неизвестно. Да и как заслужить его, никто не понимает. Мы каждый день живем этой сказкой, Асфирель. Окружаем себя эльфами, помогаем им, хотим влюбить в себя. А вдруг… — Едва слышно засмеялся, скорее всего, над собой. Над этой верой в сказку. Сцепил руки в замок и внезапно заговорил строже, будто отчитывался: — На сегодняшний день балкоров двадцать три особи. Из них: семнадцать чистокровных; пять детей, еще не окрепших; три старика; всего четыре женщины, способных зачать. Инцест для нас — спасение. Чистокровные балкоры хоть и слабее, но рождаются чаще. Балкорше трудно выносить полукровку от соггоров, ей не хватает здоровья. За всю историю северного региона лишь одна соггорша зачала от балкора. — Выдохнул, стискивая руки крепче. Желваки ходили под кожей, взгляд наполнился решительностью. — Других полукровок не получалось. Эльфы… Никто не пробовал. Без их согласия балкоры никогда не прикоснутся к ним, а они не могут отбросить ненависть, вбиваемую в их голову мудрецами с рождения. Даже тут, на севере, их влияние достаточно сильное. Мы умираем из-за климата, из-за однообразия еды, нас убивает даже меланхолия. Простуда, падение на льду, одиночество… Мы в обществе, но мы всегда изолированы. Балкоров мало, Асфирель. Я могу познакомить тебя с каждым, и тогда скажи, глядя им в глаза, что они виноваты перед эльфами.

— И вы решили прийти ко мне, — лениво протянул Роми.

Поерзал, сидя на столе. Крутанул в пальцах дротик; сталь ловила цвет светлой рубашки, блестела при каждом обороте. Кончик хвоста, свисавший на уровне щиколотки, ритмично подрагивал, выдавая раздражение. Подумаешь, оторвали от поиска ведьмы и потащили домой… Не такое уж и увлекательное занятие — изучать отколотые глыбы камня с кровавым знаком.

Я отвернулась и направилась к кровати, окидывая беглым взглядом их с Елрех комнату — просторную, уютную, несмотря на грубо сколоченную мебель. Такой вредный рогатый изгой не заслуживает такой роскоши. Ни комнаты, ни жены… Кейел тяжело вздохнул, привлекая внимание. Присев на подоконник, беззвучно похлопал по нему и дунул на легкую косую занавеску, рюши которой повисли напротив его носа.

— Ты не удивился, — произнес, продолжая разглядывать полупрозрачную ткань.

— Удивился, — сквозь зубы выдавил Роми, уставившись в пол, — но прыгать от радости не тянет. Энраилл жив! — приглушенно процедил. И с досадой исправился: — Живы.

Его мрачное настроение скоро испортит уют комнаты, надо бы не допустить уныния. Еще немного — и снова буду вспоминать погибших родителей Бавиля, а еще Ил и Аклена. Хорошо, что пламенной любовью к Аклену не воспылала. Я опустилась на кровать — она тихо скрипнула, проглотив мой судорожный выдох.

— Сегодня посмотрю воспоминания Аклена и скажу наверняка, кем он был, — негромко озвучила ближайшие планы, расправляя складки покрывала вокруг себя равномерными поглаживаниями. — Если он тоже окажется балкором, значит, тайна Аклен’Ил может нести прямой смысл.

— Какой смысл, Аня? Все равно бред. — Кейел нахмурился, запрокидывая голову назад, затылком касаясь стекла, и процитировал: — «И только зрячий дракон увидит тернистый путь, проложенный собственной смертью»… Ил могла перенять облик дракона, узнать какую-то тайну, а потом рассказать о ней… или даже не рассказывать. Ведь какую-то тайну от Аклена она скрывала.

— Говорила, что тайна не для него, — припомнила я, почесывая нос. — Да и какая тайна может быть у огромных ящеров?

Роми усмехнулся, а затем произнес:

— Вот же весело, если он думал, что Ил — это его возлюбленная эльфиорка, а на деле парень просто был обманут балкоршей. Потратил столько времени впустую…