Понятно, при Билле Джонсоне Луи не мог свидание назначить. Он запомнил адрес, после работы оседлал велосипед и предстал перед Куинни. Она была во дворе – читала книжку и заодно присматривала за младшими братьями, которые вокруг яблони войнушку затеяли.

– Тебе тут находиться нельзя. Мой отец тебя убьет, – сообщила Куинни.

– А я не боюсь, – выдал Луи.

– Зато я боюсь. Не хочу, чтоб он и меня прикончил.

Куинни отложила книгу и поднялась, скрестив руки на груди.

– Я приехал, чтобы пригласить тебя на свидание. Если надо, сначала отца твоего спрошу, – не терял надежды Луи.

– Свидания сразу исключаются, – произнесла Куинни. Впрочем, Луи поклясться мог: она просто проверяла, до какой степени он настойчив.

– Почему это сразу и почему это исключаются? Ты несовершеннолетняя?

– Мне восемнадцать. Семья у меня патриархальная.

Патриархальная, как же! При таком-то американском выговоре!

– Папа считает, свидания – это пшик, – продолжала Куинни. – Вот пусть соискатель сначала посватается, а потом, так и быть, папа ему разрешит со мной видеться – не наедине, конечно. Все как в старой доброй Италии. Не собираешься жениться – даже не подходи.

– А если собираюсь? – брякнул Луи. Спохватился было, но тотчас решил: почему нет? – Если я официально посватаюсь, отец тебя со мной отпустит?

Куинни заколебалась, протянула:

– Ты ведь меня совсем не знаешь…

– Не знаю – так узнаю. Ну что, должен я посвататься, прежде чем говорить с тобой? Я могу. Хоть сейчас.

– Я в будущем году колледж оканчиваю. Устроюсь секретаршей. Вот тогда о семье и подумаю.

К тому времени один из мальчишек отделился от остальных и стал плечом к плечу с сестрой, даром что едва до этого плеча доставал. Руки он сложил на груди, копируя позу Куинни, и выдал, как могла бы выдать сильно уменьшенная копия Джона Уэйна[28]:

– Шел бы ты восвояси, приятель, подобру-поздорову.

– Вот и я о том же, – подхватила Куинни.

Луи ретировался, но стал заезжать каждый вечер по пути домой.

– Завязывай с этим, – говорила Куинни. – Мне проблемы не нужны, а ты их создаешь. Так нельзя.

– Согласись встретиться со мной в другом месте, и я не буду тревожить тебя дома, – парировал Луи.

Куинни пока не согласилась.

Действительно, положение Луи было непростое. Выслушав брата, Стелла фыркнула.

– Ты не лучше Кармело! Будто не знаешь, что некоторых девушек надо оставить в покое!

– Некоторых – может, и надо. Только не Куинни. Она хочет замуж. Если бы не отец, она бы уже давно со мной на свидание пошла, я же знаю.

– Ну конечно, все вы всегда знаете! – Стелла склонилась над младенцем. – И ты таким же вырастешь, Томми? Тоже будешь о себе много понимать? По головам пойдешь, а своего добьешься, да?

– Кто бы говорил! – оборвал Луи.

– Расскажем папе, сынок, – решила Ассунта. – Пусть пригласит Куинни с отцом к нам в гости, на ужин. Это будет правильно и прилично.

– Ага, пригласи ее к нам, – усмехнулась Стелла. – Кто-кто, а папа твою Куинни с тобой сговорит, на ее желание не посмотрит.

Луи и Куинни Латтанци обручились в июне пятидесятого. Свадьба должна была состояться не раньше, чем Куинни окончит колледж и найдет работу.

– Замужних неохотно берут, – объяснила Стелле будущая невестка. – Каждый босс думает, вот сейчас она забеременеет и уйдет – так какой смысл вообще ее нанимать? Нет уж, о работе надо думать, пока ты мисс, а не миссис.

Родители Куинни жили в Америке уже давно. Отец, человек старых устоев, был прекрасным столяром. Мебель, им изготовленная, продавалась в лучших магазинах. Получив три класса образования («Для Италии это максимум», – неизменно добавляла Куинни в защиту отца), мистер Латтанци крайне уважал учебные заведения, потому и платил за колледж Куинни.

Сама она никогда в Италии не была. По-итальянски говорила чисто, но не скрывала, что презирает иммигрантов, которые не стремятся перенять американский стиль жизни. Внешностью и темпераментом типичная итальянка, Куинни обладала самоуверенностью молодых американок. Обручившись с Луи, она взяла привычку являться на Бедфорд-стрит раза два-три в неделю и поучать будущих родственников. «Обзаведитесь электрическими потолочными вентиляторами – вы же не в деревне живете! Купите телевизор – надо быть в курсе новостей. А почему вы купоны из газет не вырезаете? Сколько бы на продуктах сэкономили! Эти беленые стены – фи! Тут не Италия. В Америке стены принято красить да еще картины на них развешивать. А это специально для тебя, Тина. Рецепт маффинов с голубикой. Пышнее получаются, чем твои». И так далее и тому подобное.

Впрочем, Фортунам Куинни пришлась по душе. Немножко командирша – что ж такого? Она ведь права. «Во всем права, включая Антонио, – думала Стелла. – Раскусила его Куинни, и притом в момент. Просто она вслух говорит то, что другие сказать не решаются».

Именно Куинни просекла, что с Томми неладно. Пусть молоденькая и незамужняя, она знала, как должны вести себя американские малыши.

– Томми уже больше года, а он не ходит. Должен на ножках стоять к этому сроку.

Стелла ничего не ответила, но позднее передала замечание Ассунте и спросила:

– Мама, она права?

Ассунта взглянула на Томми, неуклюже ползавшего по полу, и скривила рот. Верный признак, что не знает и стыдится этого.

– Да, права, – наконец произнесла Ассунта. – Вы с Тиной и мальчиками к году уже бегали; так мне помнится. Может, в Америке по-другому. Дети все больше в доме, нет им нужды на двор выходить.

Стелла запаниковала. Они с Кармело повезли Томми в больницу. Врач не обнадежил. Стелла, конечно, не поняла и половины мудреных терминов. Одно было ясно: не исключаются самые серьезные диагнозы. Маленькое тельце Томми (слишком маленькое, по словам доктора, и слишком непропорциональное) подвергли ряду процедур. Мальчика взвешивали, измеряли рост, брали анализы, крутили-вертели. В течение трех недель Стелла глаз не сомкнула. Неужто Господь и это дитя отнимет?

Результаты обследования полностью исключали онкологию. Опухоли, обнаруженные у Томми, оказались доброкачественными. Если, конечно, слово «добро» применимо к наростам, тормозящим развитие по всему организму. Томми, сказал доктор, навсегда останется недомерком. Не сможет заниматься спортом, не постоит за себя, если на него нападут. Этому ребенку нужна особая забота; желательно ему находиться при родителях максимально долго.

«Максимально долго» вылилось во «всегда». Томми не суждено было дистанцироваться от материнского дома дальше чем на противоположную сторону улицы. Когда Стеллу постигла последняя недо-смерть, Томми сравнялось тридцать восемь. Он мог бы жениться или реализоваться иначе – а он остался ходить за матерью.