Если он находил затруднительным контакт с Тадом, он простоначинал пользоваться одним из тех карандашей «Бэрол», что приобрел передотъездом из Нью-Йорка на Хьюстон-стрит.

Тад помогал.

Сегодня все будет просто. Будет просто потому, что Тад могговорить всякое своим охранным псам, но на самом деле он поехал в университет содной целью только: потому что он пересек крайнюю черту и считал, что Старкпопытается связаться с ним.

Старк намеревался это сделать. Да, в самом деле.

Он только не собирался сделать это так, как ожидает от негоТад.

И несомненно совсем не из того места, из которого ожидаетТад услышать сигнал Джорджа.

Был почти полдень. В зоне отдыха было несколько любителей пикников,но все они сидели за установленными на траве столиками или собирались вокругнебольших каменных площадок около реки. Никто не посмотрел на Старка, когда онвышел из «Хонды» и удалился. Это было хорошо, потому что, если бы кто-нибудьувидел его, он наверняка надолго запомнил бы Джорджа.

Да, запомнил бы.

Но вряд ли бы описал.

Пока он переходил асфальтовую дорогу и выбирался напешеходную тропинку к дому Бомонта, Старк более всего напоминалчеловека-невидимку из романа Герберта Уэльса. Широкое бинтовое полотнопокрывало его лоб и затылок до самых бровей. Другая полоса закрывала подбородоки скулы. Бейсбольная кепка команды «Нью-Йорк Янки» была водружена на голову. Оннадел солнцезащитные очки, простеганную фуфайку и черные перчатки.

Бинты были пропитаны желтым сыпучим материалом, которыйпостоянно высыпался через марлевые отверстия подобно каучуковым каплям. Большаячасть при этом высыпалась из-под солнечных очков. Время от времени Старкстряхивал эту пыль перчатками, размер которых соответствовал детскому. Подбинтами большая часть его кожи давно полопалась. То, что осталось, не было ужечеловеческой плотью в точном смысле этого слова; это был темный губчатый прах,высыпавшийся почти постоянно. Этот материал походил по виду на гной и имелтяжелый неприятный запах, напоминавший китайскую тушь.

Старк шел, наклонив голову слегка вперед. Владельцы немногихавтомашин, встретившие его на дороге, видели мужчину в бейсбольной кепке сопущенной от лучей солнца головой и руками, засунутыми в карманы. Все, чтозапомнилось в облике Старка – это были его бинты и солнцезащитные очки. Можнобыло еще назвать и спину, которую он старался показывать вместо прочих частейсвоего тела всем встречным и попутным автомашинам.

Если бы эта прогулка совершалась поблизости от Бэнгора илиБревера, Старку было бы намного труднее. Там... оживленные пригороды и дачноестроительство. Что касается района Ладлоу, где проживали Бомонты, то он скореенапоминал сельский – не глушь, но и никак не часть крупного города. Дома стоялина значительном расстоянии друг от друга, в некоторых случаях их разделялицелые поля. Они отделялись друг от друга не изгородями, этими стражами частнойсобственности, а узкими полосами насаженных деревьев или, иногда, изогнутымикаменными стенками. Здесь и там на горизонте мелькали неясные очертаниявысотных зданий настоящих пригородов как предвестники грозящей экспансии.

Старк оглянулся на дорогу, проходя мимо дома Кларка. ДомТада был следующим. Он срезал угол, пройдя через передний двор Кларка, поросшийскорее сеном, чем травой. Старк посмотрел на дом. Ставни были прикрыты отсолнца, а гаражные ворота наглухо закрыты. Дом Кларка производил впечатление непросто пустого среди летнего дня; вокруг него была атмосфера болеедолговременной пустоты. Правда, нигде не было видно стопки оставленныхпочтальоном газет, но Старк, тем не менее, надеялся, что Кларки уехали в летнийотпуск, и это было просто великолепно для него.

Старк вошел в аллею деревьев между двумя земельнымивладениями, перелез через небольшую каменную кладку, а затем пригнулся на одноколено. Впервые он мог прямо посмотреть на дом своего упрямого близнеца. Надорожке стояла патрульная полицейская машина, а оба копа, вышедшие из нее,стояли поблизости в тени дерева, куря и разговаривая. Хорошо.

Он получил, что хотел; остальное было кекс и мороженое. Ивсе же он чуть помедлил. Он не думал о себе как человеке воображения – вовсяком случае, он черпал свои творческие замыслы не из страниц книг – как и очеловеке эмоций, поэтому он сам был слегка удивлен чувствами гнева и обиды,которые вдруг охватили его.

По какому праву этот сукин сын отвергал его? По какомутреклятому праву? Потому что он первым стал реально существовать? Потому чтоСтарк не знал, как, почему и когда он сам стал реальным? Это все бычье дерьмо.Насколько понимал Джордж Старк, старшинство в этом деле значило ровным счетомноль. Он не должен был лечь и умереть без какого либо движения или чувствапротеста, что очевидно, Тад Бомонт считал наиболее достойным поступком дляСтарка. У него было чувство ответственности перед самим собой, котороеосновывалось на простом выживании. Но это было не все.

Разве у него не было лояльных поклонников, о которых он тожедолжен подумать?

Посмотрим на этот дом. Просто посмотрим на него. Обычныйжилой дом новоанглийского колониального стиля, правда, одно крыло слегкапретендует на родословную от большой усадьбы. Большая лужайка, разбрызгивателитрудятся вовсю, чтобы сохранить ее зелень. Деревянные колышки, установленные содной стороны дорожки из черного блестящего асфальта, видимо, как догадывалсяСтарк, для придания большей «живописности» всему окружающему. Между домом игаражом была сделана дорожка из утрамбованной угольной пыли. И внутри дома былосделано все, чтобы поддержать тот изящный колониальный стиль, которым видимо,бредили эти идиоты, украшая здание снаружи и внутри всякими штучками. Встоловой стоял длинный стол из дуба, красивые бюро в других комнатах наверху,изящные кресла, которые не только радовали глаз, но и не отпугивали желающегопосидеть в них, не оскорбив этим хозяев дома. Стены, не оклеенные обоями, аокрашенные и расписанные узорами по трафарету. Старк уже видел все эти вещи,видел во снах. Бомонт даже не знал, что он вызывает, когда пишет от имениДжорджа Старка.

Вдруг он ощутил желание спалить весь этот очаровательный домдотла земли. Поднести к нему спичку – или огонек из зажигалки, положенной вкарман его фуфайки – и спалить его до самого фундамента. Но не раньше, чем онпобывает внутри. Не раньше, чем он разнесет там всю эту мебель, нагадит наковер в гостиной и разрисует своим дерьмом все эти разукрашенные стены. Неранее, чем он расколет топором все эти ах-какие-чудесные бюро на лучины дляразжигания костра.

Какое право имел Бомонт на обзаведение детьми? На прекраснуюженщину? Какое право, если говорить точно, имел Тад Бомонт жить в свете и всчастье, когда его темный брат – который сделал его богатым и знаменитым, когдаТад жил в нищете и испытывал отчаяние – умирал в темноте, словно больнаядворняга в подворотне?