ВИТРАНО. Все это липа, Джимми. Каждый пунктего иска – сплошная липа. Расходы на оплату труда, завышенные счета наоборудование, двойные, если не тройные расценки на материалы. Арициа планировалэто с самого начала. Он долгое время проработал в компании, которая не разобводила вокруг пальца правительство и знает методику. Ему известно, как ведутсебя люди из Пентагона. У него хватило ума вставить собственные пункты в планыкомпании.

ХАВАРЕК. Кто тебе сказал?

ВИТРАНО. Боген. Арициа сообщил ему обо всем, азатем Боген поделился с сенатором. Если держать язык за зубами и чуть-чутьподыграть им, то в один прекрасный день мы тоже станем миллионерами.

* * *

Голоса смолкли: записанная Патриком пленкакончилась. Члены большого жюри уставились на магнитофон.

– А можно еще что-нибудь услышать? – спросилкто-то.

Маст пожал плечами и повернулся к Патрику.

– Прекрасная идея, по-моему, – заметил тот.

Вместе с комментариями Патрика и несколькимипопытками проанализировать информацию прослушивание пленок заняло часа три.Запись разговора в кладовке была последней, и воспроизводили ее четырежды. Вшесть вечера члены большого жюри проголодались и послали в ближайшийресторанчик за ужином.

В семь Патрику было разрешено покинуть зал.

За едой Маст высказался о некоторых наиболееярких эпизодах беседы, упомянув о нарушении сразу нескольких федеральныхзаконов. Записанные на пленку отчетливые голоса предельно откровенно обнажалимеханику заговора.

В половине девятого большое жюри единогласнопроголосовало за то, чтобы предъявить Бенни Арициа, Чарлзу Богену, ДугуВитрано, Джимми Хавареку и Итэну Рэпли обвинение в сговоре с целью совершитьмошенничество, то есть в преступлении, предусмотренном Актом о не правомочныхтребованиях. Если суд согласится с обвинением, всем им будет грозить до десятилет тюрьмы и штраф пятьсот тысяч долларов.

Сенатор Гэррис Ней был признан неназваннымучастником сговора – этот сомнительный статус имел все шансы превратиться вочто-то куда более конкретное, а значит, и более серьезное. Спролинг, Джейнс иМаст решили придерживаться оправдавшей себя тактики вылавливания мелкойрыбешки, которая даст им возможность поймать в сети настоящую рыбу, – первыминажиму подвергнутся Рэпли и Хаварек: они сильнее других ненавидят ЧарлзаБогена.

В девять вечера заседание закончилось. Маствстретился с начальником полиции и отдал распоряжение об арестах, которыенеобходимо осуществить утром. Джейнс со Спролингом успели на вечерний авиарейс доВашингтона.

– У меня однажды было дело, связанное савтокатастрофой, я тогда только пришел в фирму. Произошла она на сорок девятомшоссе в округе Стоун, неподалеку от Уиггинса. Машина наших клиентов двигаласьна север, когда на дорогу прямо перед ними с проселка выехал тягач с огромнойплатформой. Столкновение было ужасным. В машине находились три человека.Водитель погиб, его жена получила тяжелые ранения, а сидевший сзади ребеноксломал ногу. Тягач с платформой принадлежал компании по выпуску бумаги и был,естественно, застрахован. Дело оказалось непростым. Его дали мне, и я, какновичок, даже обрадовался. Вина лежала, безусловно, на водителе тягача, однакоон настаивал на том, что наш клиент превысил скорость.

Сразу возник вопрос: насколько быстродвигалась его машина? Мой следователь оценил скорость примерно в семьдесяткилометров, это было не так мало. Разрешалось на дороге шестьдесят, но никто неездил меньше шестидесяти пяти.

Наши клиенты направлялись в Джексон проведатьродственников и особенно не торопились.

Следователь, нанятый компанией, застраховавшейтягач, считал, что скорость машины составляла не менее восьмидесяти пяти, а этоздорово ослабляло мою позицию. Любое жюри присяжных косо посмотрит напревышение скорости в двадцать пять километров. Я нашел свидетеля, пожилогочеловека, прибывшего к месту происшествия вторым или третьим. Звали его КловисГудмэн, восьмидесяти одного года, слеп на один глаз и почти ничего не видитдругим.

– Серьезно? – спросил Сэнди.

– Шучу. Но со зрением у него действительно невсе было в порядке. Тем не менее старик продолжал ездить и в тот день сидел зарулем древнего пикапа, “шевроле” шестьдесят восьмого года. Мой клиент обогналего, а преодолев подъем, на вершине холма Кловис увидел две столкнувшиесямашины. Одинокий, заброшенный и никому не нужный старик оказался очень чуткимчеловеком, зрелище ужаснуло его.

Он пытался помочь жертвам и какое-то времяоставался рядом с разбитой машиной, после чего все же уехал, ни с кем необменявшись ни словом. Был слишком расстроен и сказал мне потом, что неделюпосле этого случая не спал по ночам.

Потом стало известно, что кто-то изпроезжавших заснял на видеокамеру сцену, когда подъехали “скорая” и пожарные сполицией. Движение было перекрыто, делать людям нечего, вот они и снимали все,что только можно. Мы попросили у них кассету. Мой помощник просмотрел ее,переписал номера всех машин, затем отыскал их водителей.

Так мы вышли на Кловиса Гудмэна. Он сказал,что практически видел катастрофу, но слишком потрясен, чтобы говорить о ней. Яспросил, нельзя ли приехать и побеседовать с ним позже. Он согласился. ЖилКловис в окрестностях Уиггинса, в маленьком белом домике, который построил сженой еще до войны. Жена умерла много лет назад, как и их единственный ребенок,сбившийся с дороги сын. Оставались двое внуков: один в Калифорнии, другая,внучка, в Геттисберге. Ни первого, ни вторую Кловис не видел уже несколько лет.Все это он рассказал мне сразу, как только я приехал. Казалось, старик совсемодичал. Он вел себя так, будто терпеть не мог юристов и не хотел терять время.Но очень скоро Кловис оттаял, поставил воду для кофе и начал делиться со мнойсемейными тайнами. Мы сидели на крыльце в креслах-качалках, окруженные дюжиноймурлыкающих кошек, и говорили о чем угодно, только не об аварии. К счастью,была суббота, и я мог не переживать по поводу работы. Рассказчик из него великолепный,особенно на темы Великой депрессии и войны. Через пару часов я все же решилсянапомнить о катастрофе, на что он, мигом сникнув, сказал, что пока не готов кэтому разговору, правда, заметил, будто знает нечто важное, для чего еще непришло время. Тогда я спросил, с какой скоростью он ехал, когда мой клиентобогнал его. Старик ответил, что никогда не позволяет себе больше пятидесятипяти. На мой вопрос, как быстро двигалась вторая машина, он только покачалголовой.