Прохожие останавливались, смотрели ей вслед и говорили что-то вроде: «Смотри-ка, Том! Во-он тот парнишка, с шарфом!» – «Неужто он? То есть она…» – «Точно тебе говорю! Эй, парень, постой!..»

Вопрос о её зачислении на первый курс академии решился положительно, однако потребовалось всё красноречие Стива и весь авторитет ректора, чтобы убедить твердолобых приверженцев традиций в том, что «минус на минус даёт плюс».

По словам редактора «Вындеркинда» Стаса Гудмана, получившего информацию, как это у него водится, «из первых рук», Стив во время дебатов охрип, а ректор в качестве аргумента предложил членам учёного совета решить полуфинальные задачи из Беккиного варианта. «Не потом, а сейчас! – заявил он, раздавая копии и засекая время. – Вы же сами говорили, что это школьный уровень».

Чем закончился этот рискованный эксперимент, «Вындеркинд» не сообщил, но вовсе не из-за скромности редактора. Кое-кому Гудман намекнул, что по этическим соображениям его заставили обрезать конец статьи. Пришлось читателям самостоятельно домысливать факты. Говорили, что только трое из десяти членов совета набрали требуемые проценты. Ещё говорили, что не трое, а один. А Дон утверждал, что никто не уложился в отведённое время.

Как бы то ни было, совет пошёл на уступки. Решено было зачислить Бекки Гриффин на первый курс академии, а до конца учебного года – вольнослушателем выпускного класса элитной матшколы.

И тут вмешались попечители!

Нет, в принципе они не возражали против поправок к правилам приёма. Но в академии существует такое понятие, как «академическая форма»! Освящённый временем свод предписаний, обговаривающий длину студенческой накидки, цвет рубашки и даже количество кисточек на шапочке. Про юбки в директивах не было сказано ни слова.

Почему-то именно юбка вызвала самые жаркие дебаты. С одной стороны, студент в юбке – это неслыханно и противоречит всем академическим нормам. С другой стороны, барышня в брюках – это ещё более неслыханно и ещё более противоречит… Не придя к единому мнению, спонсоры перепоручили этот вопрос учёному совету и с чувством исполненного долга разъехались по домам. А так как в матшколе единой формы не было, Бекки втихаря решила не менять привычного имиджа. Её мутило при мысли о том, как она заявится на первый урок в юбке с дурацкими оборками и полосатым шарфом поверх кофточки с рюшками.

И тем не менее первый день в матшколе оказался непростым.

Бекки специально пришла в класс со звонком, прошмыгнула к свободному месту и сделала вид, что её очень интересует таблица логарифмов на стене. Затылком она чувствовала, что на неё смотрят, и не просто смотрят – разглядывают.

А тут ещё эти пунцовые щёки!

Она не отрывала глаз от таблицы, словно поклялась выучить её наизусть.

– Приве-е-ет, брати-ишка! – услышала она знакомый голос. – Логарифмы изучаешь? Плюнь, пустое это!

И сразу стало легче. А тут ещё и Берринг (то есть профессор Берринг) обрушил на класс лавину уравнений, и голова заработала в привычном режиме. В конце урока разбирали вопросы из финала. Когда дошла очередь до десятого задания (упростить то коварное выражение), у доски разразилась баталия. Предложения – одно невероятнее другого! – сыпались в изобилии, но все они заводили в тупик. Бекки оглянулась на Карла, и тот подмигнул ей, как сообщнице.

Прошло две недели, и к её новому имени привыкли и даже перестали спотыкаться на глагольных окончаниях. Сложнее оказалось принять её явные успехи на уроках. Если бы она скромно внимала дебатам у доски, путалась в вычислениях и не замечала чужих ошибок, то есть вела себя так, как положено «представительнице слабого пола», к ней отнеслись бы теплее.

Только признанные лидеры Карл и Мартин приняли её на равных. Когда она указала Карлу на ошибку, тот деловито проверил вычисления, кивком поблагодарил и внёс нужные исправления. А однажды сам Мартин Краммер предложил вместе подумать над одной сложной задачей.

А ещё Мартин неожиданно собрал математическую сборную и объявил о коррективах в дуэльном кодексе. Когда Бекки услышала, о чём он собирается говорить, ей стало не по себе. Значит, теперь, раз она «бар-рышня», ей нельзя участвовать в дуэлях?!

Оказалось, что наоборот. Несмотря на глухой ропот, Мартин зачитал дополнительную статью кодекса, в которой подчёркивалось, что отказ от дуэли под предлогом «рыцарства» приравнивается к трусости.

– Между прочим, – добавил он в конце своей недлинной речи, – не забывайте, что если бы не Бекки, вместо меня вашим капитаном был бы сейчас Леон. Помните пари? «Если найдётся такая девчонка…» Как видите, такая девчонка нашлась.

…Программа матшколы оказалась напряжённой, к тому же Бекки не привыкла заниматься по чьей-то указке. А тут на неё обрушили горы заданий, и все – срочные! Однажды на геометрии преподаватель увлёкся и сказал, что срок сдачи очередной работы истекает в четверг.

– Как в четверг?! – перепугался Тринадцатилетка, которого вместе с Бекки зачислили в выпускной класс. – Четверг был вчера! А сегодня у нас пятница…

Но ко всему можно привыкнуть, и Бекки втянулась в бешеный ритм школы. Ей нравилась жизнь, напоминающая скачки по пересечённой местности. А ещё ей нравилось, что к ученикам тут относились без снисхождения, и высокая планка (вернее, отсутствие планки!) превращало уроки в приключения. Как-то раз Берринг предложил им одно из тех заданий, которые Бекки на полуфинале даже не попыталась решить. Сейчас, без песочных часов, отмеряющих секунды, она разглядела, что это всё-таки не «высшая математика». Незнакомые термины и обозначения Берринг заменил привычными, и решение смутно наметилось. Но и в спокойной обстановке, в закутке за занавеской у Вилли с Маритой, она провозилась полтора часа.

Вообще-то ей выделили целую комнату в общежитии. Перед тем как уехать в Горные Выселки, Гриффин заказал для неё новую мебель: кровать, стол, два стула и кресло. Комната была маленькая, с узким длинным окном, выходящим во двор. Напротив рос огромный раскидистый клён, и в комнате было темно. А ещё за стенкой справа вечно что-то гремело, слева бубнило, сверху топало, снизу орало!..

На третий день она по привычке свернула на Торговую и опомнилась только на мосту, от которого начинался Кривошеев переулок.

Ах, как обрадовалась Марита! Заохала, запричитала – в том духе, какая Бекки стала бледненькая, в чём душа!.. И где это видано, чтобы девочка, девушка из приличной семьи путалась с этими, прости меня, Господи, пифагорами!

– Ну, рассказывай! – сказала она, поставив перед Бекки тарелку с ещё не остывшим супом с лапшой. – Да ты хлеб-то кусай, не бойся! В этой твоей академии тебя и покормить некому!

– А что рассказывать? Ну, занимаемся. Задачки решаем, уравнения…

– Ишь ты! – удивился Вилли. – Ты как? Справляешься?

– Угу…

Марита досадливо махнула на мужа рукой.

– Ну, чего привязался с пустяками! Пусть она про главное расскажет. Встретилась ты со своей… мамой-то? А медальку она признала? Или как?..