— А кого я продал, Яцкус?

— Мужчины, не будьте бабами, — прикрикнул Гужас и, выйдя вперед, приказал босякам:

— Стой! Ни шагу дальше!

Босяки остановились. В воздухе запахло водкой и луком.

— Вот те и на! А какой черт вас сюда принес, господин Гужас, с этим полчищем вонючек? — заговорил первый из босяков, и перетрусившие шаулисы увидели, что никакой это не Пятрас Летулис с винтовкой, а Альбинас Кибис с длинным ломом на плече...

За Кибисом — доброволец Кратулис, Умник Йонас и прочие...

— Что это вы, мужики, шутить вздумали посреди ночи? Еще ведь не заговенье... — простонал господин Гужас.

— Не говори зря и дураком не прикидывайся!.. А ну-ка все прочь с дороги! — взревел Альбинас Кибис, встряхнув своей гривой и подняв, как перышко, длинный лом, точно Михаил Архангел меч против семиглавого змея...

— Господин Кибис, брось свои шутки! Я при исполнении обязанностей.

— Это ты шутки брось, пузан проклятый!

— Погоди, Альбинас. Не горячись. Господин Гужас умный мужик... Он нас поймет... — сказал Умник Йонас, едва ворочая языком. — Альфонсас, мы же с тобой мужики. Оба с тобой баб имеем шальных. Твоя Эмилия за своего ребенка дралась, моя Розалия — за чужого... За сироту! Так что скажи, объясни мне, Умнику, по какому закону и по какому порядку одна баба должна за решеткой гнить, а вторая — на свободе гулять?.. А? Ага, молчишь?! Без пол-литра ты и сам не разберешь и мне ничего не объяснишь, Альфонсас!

— Ошибаешься ты, Йонас. Я выпил не меньше твоего, и поэтому скажу тебе все, как есть. Нехорошо получилось. Некрасиво! Тьфу! Но это не моя работа. Это господин Мешкяле такой приказ дал. Ты ему, а не мне, этот вопрос задай. Ты его, не меня, проси свою бабу выпустить. Да и то сегодня ночью не советую, Йонас. Сегодня он пьяный и злой. Сегодня ночью в него три раза выстрелил неизвестный бандит...

— Почему ты, Альфонсас, объясняешь мне, сколько раз стрелял бандит? Ты лучше скажи, попал ли хоть раз этот бандит в этого бабника и потаскуна.

— Нет. К его счастью.

— Его счастье — наше несчастье, Альфонсас.

— Тс... Мужики, я же вам всем добра желаю. Выпили, подурили и топайте домой. Не ищите беды! Не ищите тюрьмы!

— А ты нас тюрьмой не стращай, господин Гужас. В тюрьме, какой бы она ни была, задарма кормят. Запомни, у всех босяков припасы кончаются, — сказал Кратулис.

— Так на что вы пьете, шельмецы?

— Не от хорошей жизни, господин Гужас. Разве ты не знаешь, что мы души свои записали в черную книгу господина Альтмана? Вот и пьем, оттого что тяжело... Что есть у нас независимость, а работы и хлеба — нету... что дети наши истощали как поросята зимой... что каждая, извините, потаскуха может бедную дочку добровольца за уши таскать и на воле находиться, а порядочная женщина, вставшая на дыбы за справедливость, должна сидеть в тюрьме. Вот влезь, господин Гужас, в мою и Умника Йонаса шкуру и попробуй не пей горькую.

— Так чего вы от меня хотите, мужики?

— Ах чтоб тебя черти, не ругаясь! — прогремел Альбинас Кибис. — Последний раз тебе говорим: или ты бабу Умника Йонаса домой отпустишь, или свою Эмилию приведешь сюда и тоже в кутузку запрешь.

— Альбинас, не шути зря. Никакая тюрьма наших баб не изменит. Пускай они обе радуются воле. Я лично твоей Эмилии худа не желаю. Вот и ты, Альфонсас, будь человеком с моей Розалией. Выпусти ее, бога ради...

— Йонас, я тебе по-литовски говорю — не имею права.

— А сердце имеешь, господин Гужас? А понимание? Подумаешь, право нужно, чтоб простую бабу из кутузки выпустить. Вспомни, в прошлом году Сметона точно в это время Вольдемараса амнистировал, и то государство не развалилось. Почему же ты, рядовой слуга Сметоны, не можешь последовать его примеру и выпустить мою бабу?

— Мало ли что бык делает, мало ли чего баран хочет... О-хо-хо...

— Мужики, хватит политику разводить! Я скоро замерзну, — крикнула Розалия. — Или вызволяйте меня из заточения, или катитесь к черту! Сил у меня больше нету вашу пьяную болтовню слушать.

— Терпение, Розалия. Я хочу по-хорошему. Без кровопролития хочу тебе свободу вернуть.

— Без кровопролития ничего путного на этом свете не добьешься. Ребенка, и то не родишь, Умник Йонас!

— Долой полицию и шаулисов! К черту Яцкуса Швецкуса с рожей божьей и чертовым норовом! Вздернуть Иуду Пурошюса на сук! — прогремел Альбинас Кибис, угрожающе замахнувшись ломом. — Мужики, сотворите за них «Вечный упокой»!

— Альбинас, не дури. Раз уж господин Гужас такой кремень, я ему всю правду скажу. Как мужчина мужчине выдам святую тайну своего семейства, — Умник Йонас обнял Гужаса да прошептал: — Альфонсас, моя баба Розалия последние дни дохаживает. Неужто хочешь, чтобы она, простудившись, выкинула? Неужто будет тебе приятно, если нашего поскребыша в утробе погубишь?.. Только, Альфонсас, будь мужчиной, не бабой... Чтоб никому, никому ни гу-гу...

Захохотала шайка босяков, шаулисы и Яцкус Швецкус с Пурошюсом, потому что все до единого расслышали секрет Умника Йонаса.

— Врешь, старый чертяка! — оживившись, крикнул Гужас.

— Во имя отца и сына! — перекрестился Умник Йонас и бухнулся на колени прямо в сугроб. — Не будь ты полицейским, позвал бы тебя в крестные, Альфонсас. А теперь коротко и ясно тебе говорю — выпусти мою бабу по-хорошему, или Альбинас тебе ломом кишки выпустит... И тебе, и твоей честной компании. А зачем это нужно, если здраво рассудить? Ведь ни дегтя, ни мыла из вас не сваришь. А в гроб лечь никогда не поздно.

— О-хо-хо!

— Раз уж так тяжко вздыхаешь — меня заместо Розалии запри. Меня черт не возьмет.

— И меня... Чтоб с тоски не повесился накануне дня независимости... Господин Гужас, как бывший доброволец бывшего добровольца прошу.

— И меня.

— И меня.

— И меня.

— И нас всех! — завершил Альбинас Кибис просьбы босяков. — Мы-то и огонь и воду прошли...