Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Али Кудряшевой важен глагол гуляем, у Татьяны Бек – бродили: нормативные сочетания типа идти лесом, берегом моря предусматривают цель перемещения в другое место (идти куда-то), а глаголы гулять, бродить не имеют значения цели. В перечислительном ряду фонарями, дождями, парками содержатся синтаксически, но не семантически однородные компоненты. Конкретизация перечисляемого противоречит и такой закономерности:
Поскольку русский творительный места затушевывает дискретную и индивидуальную природу тех мест, которые он называет, и поскольку он представляет их скорее как качества, чем как предметы (сущности), то естественно, что существительные, называющие дискретные (и определенные) объекты, неуместны в конструкции с указанным значением (Вежбицка 2011: 283–284).
Слово дождями в примере из стихов А. Кудряшевой указывает, конечно, не на место, а на сопутствующее обстоятельство и употребляется как творительный времени. Но и творительный времени здесь тоже представляет собой аномалию: «фактически эта форма [творительный времени типа весной, утром. – Л. З.] присуща только названиям времен года и частей дня» (Вежбицка 2011: 284).
Творительный места во многих примерах, приведенных выше, можно считать архаичным.
Н. Михайлов указывает на ограничения в современном употреблении творительного места (траектории, пространства):
ТП [творительный падеж. – Л. З.] не используется для обозначения ‘траектории’ в тех случаях, если маршрут не задан субъектом действия, а предопределен топографическими чертами местности (Rakhilina, Tribushinina 2011: 148). Именно поэтому не свойственны современному языку такие выражения, как плыть рекой или идти улицей. Кроме того, ТП должен сочетаться с глаголом, обозначающим целенаправленное движение: возможно употребление идти лесом (то есть ‘передвигаться через лес по фиксированной траектории к определенному пункту назначения’), но не гулять лесом (Михайлов 2012: 197) .
Н. Михайлов пишет, что в XVIII веке «случаи употребления беспредложного ТП при глаголах типа гулять, бродить оказываются единичными», и приводит примеры: Тот, кто не гуливал плодов приятных садом, / За вишни клюкву ест, рябину виноградом / И, вкус имея груб, бездельные труды / Пред общество кладет за сладкие плоды (Сумароков. «Эпистола II»); Девицы, гуляя полем, встретились на дороге с пастухом несущим козленка (Курганов. «Письмовник») (Михайлов 2012: 204–205). Михайлов отмечает также употребление творительного пространства при глаголах гулять, и бродить в конце XIX в. – в дневнике Николая II: Гулял и бродил лесом и болотами. Нашел первые кузлины (там же).
Необычное сочетание с творительным времени (обозначением месяца) есть в стихах Наталии Азаровой:
player one wins all worms killed [1180]
день несдохший
вера вся в телефонных червяках
от времени пока чуть чуть осталось
под водопадом
гранаты
за гранью третьей играя могилой
слизняка
и слегка взрываются
как первым январём
Наталия Азарова. «player one wins all worms killed…» [1181].
Сочетание первым январём здесь имеет двойной смысл: это может быть и указанием на праздничный фейерверк, взрывы хлопушек и тому подобные развлечения с пиротехникой, и образом резкого перехода из одного года в другой.
М. В. Русакова в полемике с А. Вежбицкой обращает внимание на лексическую ограниченность творительного падежа со значением средств передвижения:
Представляется, что степень предсказуемости творительного падежа в рассматриваемой конструкции отнюдь не является абсолютной. Так, можно ехать поездом, но нельзя трамваем и дрезиной; приведенный Вежбицкой контекст они приехали автомашиной представляется возможным, хотя и, несомненно, странным и стилистически окрашенным, но невозможно приехать велосипедом, кораблем, лодкой, плотом (а пароходом возможно). Список средств передвижения, обозначаемых и не обозначаемых словоформами в творительном падеже, можно продолжить (Русакова 2013: 118–119).
У Давида Паташинского транспортом представлены лыжи:
Разбежались в холоде золотые санки,
молодо, сиренево, синими сугробами.
Пели нам свирелями, собирали ягоду
горькую, рябинову, птицами не тронуту.
<…>
Разбежались в холоде, да забыли времени.
Счастье нам подковами. Раз переболели мы.
Два – остались рыжими. Три – удрали лыжами.
Коротко подстрижены. Не видать Парижа нам.
Давид Паташинский. «Разбежались в холоде золотые санки…» [1182].
Этот образ имеет, как минимум, двойную мотивацию, что связано с полисемией глагола разбежаться. При первом употреблении глагол разбежались относится к санкам и получает значение ‘ускорили движение, разогнались’, а при втором – к субъекту «мы», тогда разбежались лыжами – ‘расстались, убегая друг от друга на лыжах’. Последняя строфа может быть понята и так: ‘мы расстались подобно тому как санки распались на отдельные полозья и тем самым уподобились лыжам’.
Тимофей Животовский объединяет творительный средства передвижения транспорта с творительным среды передвижения – с тематической и стилистической отсылкой к языку XIX века:
Итак, представим: сотню лет назад,
Ну, девяносто пять иль девяносто,
В столицу
Кораблем ли, дилижансом,
Скорей всего – железною дорогой
Въезжают любопытные туристы.
Тимофей Животовский. «Музей-квартира поэма» [1183].
Игорь Булатовский изображает лошадку-игрушку (или просто палочку) как средство передвижения:
Отечество детей, дитячество отцов,
един заплаканный детинец,
где мамки цацкают капризных мертвецов
и в пухлый кулачок суют гостинец,
а те всё не умрут, всё скачут по полам
своей берёзовой лошадкой,
пока вдоль красных стен, разрублен пополам,
до самого седла, их тятя тенью шаткой
на грустной комони трясётся день и ночь,
подковками выстукивая время,
пытаясь втолковать себе и растолочь,
зачем вступил он в золотое стремя.
Игорь Булатовский. «Отечество детей, дитячество отцов…» [1184].
У Сергея Петрова и Тимофея Животовского встречается и архаичное употребление творительного падежа со значением причины в комплексе со значением образа действия[1185]:
Когда нисходит с неба полузной,
а травы чахлые ползут хворобой,
возносишься отвесной прямизной,
отесанной наотмашь белизной
и четырехугольною утробой.
Сергей Петров. «Георгиевский собор Юрьева монастыря [1186] ;
В последний день ненастного апреля
Прогуливаюсь в парке, содрогаясь
Ознобом, так как Ладогу и Выборг
Мы посещали в пик похолоданья,
И я – о легкомысленный! – не думал,
Что можно простудиться. И извольте:
В последний день ненастного апреля
Отправившийся все же прогуляться
По Царскому селу, дрожу, потею,
Еще немного – и свалюсь под сенью
Аллей Екатерининского сада,
Меж Кавалерской ванной и Лицеем
(Народ исчезнет, сумерки и стужа
Запутают тропу, а утром рядом
С Турецкой баней или Арсеналом
Служебная собака обнаружит…)
Тимофей Животовский. «Прогноз погоды» [1187],
и необычное обозначение творительным падежом пространства как меры:
Видно, чтение наше вот-вот состоится, —
Площадями толпа не поэтому ли?
Замелькали возки по сугробам столицы —
Тридцать тысяч поклонников! Их привели
Ожиданья увидеть, понять, приобщиться,
Позабыв треволненья, интриги и сплин, —
Егеря, дипкурьеры, князья, продавщицы
В переполненный зал не поместятся, блин!