Тогда Филипп пообещал вернуть все, что он захватил, и оставить Ричарду все приобретенные им владения, если Генрих II отдаст Алису замуж за Ричарда и заставит своих баронов присягнуть герцогу Аквитанскому как своему наследнику. Король Англии наотрез отказался сделать это. Он заявил, что не отдаст Алису за Ричарда, хотя они помолвлены уже почти двадцать лет, и не принудит своих баронов присягнуть своему сыну[468].

Трое участников переговоров вели свои дискуссии, как требовал обычай того времени, в окружении тесного круга придворных, которые слышали и оценивали каждое слово. И тогда Ричард попросил своего отца во всеуслышание признать его своим наследником. Генрих отказался.

«Наконец, – сказал Ричард, – я поверил тому, что ранее казалось мне невероятным». Он повернулся к королю Франции, отстегнул от пояса свой меч и, преклонив колени, сложил на груди ладони в жесте вассального подчинения[469]. Филипп взял руки Ричарда в свои, и тот поклялся ему, что «ради Нормандии и Пуату, Анжу и Мэна, Берри и Тулузы и всех других феодов на этом берегу моря он присягает на верность ему против всех, за исключением верности своему отцу-королю». Взамен Филипп обещал отдать Ричарду Шатору, Иссуден и все другие замки и земли, которые он захватил в Берри.

Генрих II был словно громом поражен, и его хватило только на то, чтобы согласиться на перемирие до следующего января, поскольку пришла зима, «когда наступают холода и французы ненавидят воевать»[470]. Ричард и Филипп уехали вместе, оставив английского монарха гадать о том, «куда заведет этот незамеченный им заговор».

Для любого, кто хоть немного знал характер Ричарда, было совершенно очевидно, что никто не мог поступать с ним так, как это сделал его отец, не спровоцировав какой-нибудь отчаянный поступок с его стороны. Последние пять лет отец держал его в тисках сомнений, неопределенности и напряжения. Теперь герцогу Аквитанскому исполнилось уже двадцать один год, и он превратился в мужчину, искушенного в делах войны и управления страной, и глупо было бы ожидать, что он согласится и дальше жить в неведении относительно своего будущего. Теперь, когда план лишить своего сына наследства и отдать корону Джону, в чем король наконец открыто признался, стал известен всем, любой человек мог быть уверен, что Ричард будет противиться этому изо всех сил.

Но на короткое время Генрих был защищен перемирием. Он послал канцлера, своего внебрачного сына Джефри, проверить крепости в Анжу, а сам поспешил в Аквитанию. Интересно, что никто из летописцев не написал, где был в это время Джон. После того как он высадился в Нормандии в июле 1188 года, его имя до июня следующего года нигде в летописях не упоминается.

Генрих II отметил Рождество в Сомюре в Анжу. Должно быть, это был очень невеселый праздник, ибо король знал, что многие из его графов и баронов перешли на сторону Ричарда. Бретонцы, ненавидевшие его сильнее, чем все другие подданные, тоже переметнулись к его сыну. Когда 4 января 1189 года срок перемирия истек, Ричард и Филипп «вторглись на земли короля Англии и разорили их, насколько могли»[471].

Генрих всю зиму проболел и большую часть времени провел в Ле-Мане[472].

У него образовалась анальная фистула; к марту процесс в ней сильно обострился[473]. Филипп пригласил его на переговоры, но король был так слаб, что отложил встречу сначала до Сретения Господня, а затем до Пасхи. Тем временем он послал к Ричарду архиепископа Болдуина, велев ему убедить сына вернуться. К этому времени Ричард уже нисколько не сомневался, что отец настроен лишить его наследства, и так хорошо изучил все его хитрости, с помощью которых ему раньше удавалось вернуть его, что не желал больше иметь никаких дел с предателем отцом и отказался даже выслушать архиепископа.

К Пасхе, 18 апреля, Генрих II уже настолько оправился от болезни, что несколько раз встретился с Ричардом и Филиппом между Пасхой и Пятидесятницей, пришедшейся в тот год на 28 мая, проведя с ними серию бесплодных переговоров[474]. Эти переговоры получили новый импульс с приездом папского легата, кардинала Ананьи, которого Климент III наделил всеми полномочиями и велел, если на это хватит авторитета церкви, положить конец вражде между двумя королями, которая возмущала весь христианский мир и стала главным препятствием для организации нового Крестового похода. Легату удалось убедить Генриха и Филиппа передать свое дело на суд самого кардинала и архиепископов Реймса, Бурга, Руана и Кентербери, пригрозив им отлучением, если они не помирятся и не отправятся в Иерусалим. Чтобы доказать, что это не пустая угроза, кардинал в разных местах приговаривал к отлучению всех тех, кто нарушал мир, не трогая до поры до времени только двух королей.

В конце мая или в начале июня Ричард и Филипп встретились с Генрихом в Ла-Ферте-Бернар, в 25 милях к северо-востоку от Ле-Мана. Они вели переговоры в присутствии легата, четырех архиепископов и множества епископов, графов и баронов с обеих сторон. В качестве условия примирения Филипп потребовал, чтобы Генрих немедленно отдал Алису в жены Ричарду, и дал тому гарантию, что сделает его своим наследником и что Джон примет крест и отправится в Иерусалим с армией крестоносцев. Последнее условие было добавлено для того, чтобы Джон находился под присмотром герцога и не смог, во время его отсутствия, завладеть его королевством. Ричард поддержал требования Филиппа и заявил, что без Джона в Иерусалим не уйдет[475].

Генрих отказался удовлетворить эти требования и в ответ выдвинул заведомо неприемлемое для Ричарда и Филиппа предложение выдать Алису замуж за Джона, демонстрируя тем самым, что считает своим наследником только его, и никого другого[476].

Когда Ричард и Филипп с негодованием отвергли это предложение, кардинал Джон обратился к французскому монарху и безо всяких оснований обвинил во всем его, пообещав, если тот не заключит мир на условиях Генриха, наложить интердикт на все его земли. Филипп ответил, что он не боится этого и не собирается подчиняться его требованию. Он заявил, что если король Франции хочет наказать своих неверных, мятежных вассалов за нанесенный ему ущерб и оскорбление, то негоже римской церкви этому мешать. А потом прибавил, что от кардинала воняет стерлингами короля[477]. Это оскорбление положило конец переговорам.