Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взглянув на Аска, я сказала:
– Нам нужно отправляться.
В его глазах таился упрек, но он прятал его за улыбкой.
– Аэвор, – обратился Аск, – я говорил тебе, что нам нужна провизия…
– Да-да, – ответил тот, – это не проблема. Все подготовят за пару часов.
– Можем мы пока прогуляться по городу? – спросила я.
Аэвор с усмешкой посмотрел на меня.
– Ностальгия? – на его лице появилось какое-то смущение, он поднял глаза и осмотрелся вокруг.
– Ах, ты об этом, – легкая улыбка коснулась моих губ, – да, когда-то за этим столом сидел он.
– Я наслышан, – тихо ответил Аэвор, – я знаю твою историю.
– Это одна из самых трагических ее глав, – кивнула я и поймала себя на мысли, что не могу произнести его имени вслух.
– Сандар, – будто услышав мои размышления, произнес Аэвор, – легендарный Воин Песка.
У меня был ком в горле. На помощь пришел Аск.
– Так мы пойдем? – сказал он, вставая.
– Конечно, – возвращаясь в свое кресло, ответил Аэвор. – Буду ждать вас к вечеру.
По пути в город мы заметили, что нас сопровождают.
– Он устроил слежку, – тихо сказал Аск.
– Может быть, он переживает, что мы заблудимся? – с улыбкой спросила я.
Мы шли по городу, с которым так много у нас было связано. Я оглянулась на Трани. Аск заметил это.
– Я тоже думаю об этом, – он улыбнулся, – какова была вероятность тогда, что здесь, в логове контрабандистов, в целом городе, мы найдем друг друга. Судьба удивительна.
– Согласна, – ответила я.
Не сговариваясь, мы приближались к месту, где встретили Трани. Тогда имя его было Барни, а имя Трани он получил при поступлении на учебу к жрецам Священного города. В моей голове мелькали обрывки воспоминаний. По этим улицам я бежала за ним. А вот что осталось от здания, на крыше которого состоялся наш разговор, – одна лишь стена. Ноги сами привели нас к трактиру, но он оказался полностью разрушен. Теперь понятно, почему старик Ингвар, помогший нам с кораблем на Фео, не вернулся сюда. Брат Аска смотрел с какой-то тревожной грустью. Когда мы мельком встретились с ним глазами, он не произнес ни слова. Только сейчас я заметила, как же Трани изменился. Теперь это был не потерянный мальчик, а статный юноша, обретший все и все потерявший. Но не потерявший себя.
Из дневника Аска
24 октября 2774 года
Мы приземлились на планете Фео. Долгий путь в две недели пролетел незаметно. Каждый был поглощен своими мыслями. Иное мироустройство, прежние и новые враги, неожиданные союзники. Смелые предположения и затаенные в глубине души тлеющие сомнения. Уравнение без решения, ведь слишком много было в нем неизвестных. А есть ли вообще решение? Приведет ли этот путь к чему-то и нужно ли тратить свою жизнь на то, чтобы пытаться уравнять, казалось бы, необъятные и непостижимые для одного человека хрустальные весы мироздания?
– Когда Хьярти оставил Анаконду в живых, я все понял! Я не мог поверить, что он принял такое спонтанное решение, ведь это шло вразрез с нашим изначальным планом. Стало понятно, что она завербовала его. Более того, теперь понятно, что все это их план. Хьярти просто озвучил его нам. И мы, как послушные овцы, последовали за ним прямо в волчье логово! – капитан Асбьёрн был вне себя от ярости. Время не притупило его ощущений: разочарования и бессилия.
– Игг Манне был готов. Все было спланировано им! – капитан бросил резкий взгляд на Сольвейг. – Полагаю, это ему было угодно, чтобы Вигман Адальберт и ты оказались именно там.
Тишина поглотила нас, но лишь на мгновение, потому что капитан Асбьёрн продолжал свою исповедь.
– Я прекрасно знаю, что Анаконда фанатично привержена Иггу Манне и не откажется от своих убеждений. Это-то нас и разделило, – взгляд его стал пустым, а голос дрогнул.
Мне показалось, будто он даже поежился оттого, что сердце его защемило от воспоминаний о его несостоявшейся любви.
– Поэтому еще повезло, что у нас сектора «Фео» и «Асс» и колония Йера. Теперь-то Иггу Манне до нас не добраться, даже если он жив. Пусть мы потеряли Месяц и сектор «Лагуз». Но отпор мы сможем дать. Больше он нас не проведет.
– На вашем месте за сектор «Асс» я бы все-таки не была так уверена, – негромко, но твердо отметила Сольвейг.
– Что ты хочешь этим сказать?! – вспылил Асбьёрн.
– Вам не кажется странным, – невозмутимо ответила Сольвейг, – что Рерик появился очень вовремя? Когда шел передел… Ведь тогда получается, что силы равны: у вас – сектора «Фео» и «Йера», а у Игга Манне – «Лагуз» и «Асс», да еще и Месяц в придачу.
– Не смей подозревать моего сына! – прорычал капитан. – Я не знал о его существовании. А если бы знал, то он давно бы уже был со мной!
Теперь не оставалось никаких сомнений, что этот юноша – сын капитана Асбьёрна и госпожи Анаконды.
– Но задумайтесь на мгновение, – не унималась Сольвейг, – почему именно сейчас?
– Потому что… – выпалил капитан Асбьёрн, но не нашелся сразу, что сказать. – Потому что он стал старше, – неуклюже подбирая слова, он, тяжело расхаживая по комнате, продолжал. – Она скрывала от него! Рерик сам выяснил, как меня найти!
Этот взрослый, далеко не глупый мужчина, казалось, мог бесконечно искать и находить оправдания своему новоиспеченному сыну. Как он был слеп! Но разве можно было упрекнуть его? Я тяжело вздохнул. Зачастую родители не признают ошибок и недостатков своих детей. Им кажется, так они проявляют любовь к своему чаду. И не стоит заблуждаться, что они этих недостатков не замечают. Родители лучше других знают слабые места своих отпрысков, их негативные стороны, но ни за что не признают их в глазах других. Даже если всем вокруг это так же очевидно, как и им. А уж что касается таких вещей, как предательство, малодушие, – редкий родитель признает такое в отношении своего ребенка. Родительское сердце будет все отрицать, искать оправдания и причины, даже если глубоко внутри будет осознавать, что это чистая правда. И сколько бы фактов ты ни приводил – все бесполезно. Ты в глазах такого родителя становишься врагом, разрушителем их связи, которой, кстати сказать, они сами зачастую не рады и сильно тяготятся ею на протяжении всей своей жизни. Ведь ничего хорошего от таких детей ожидать не приходится. Вот и живут они в вечном лицемерии по отношению друг к другу и к окружающим.
Мне показалось, что все может измениться, если сам Рерик признается отцу. Но даже это для некоторых родителей не будет непоколебимым фактом, не воспримут они это так, как это есть на самом деле. Найдется еще тысяча оправданий и объяснений этому: оступился, подставили и что угодно еще.
Таково любящее сердце неопытного отца, который пытается таким образом проявить свою, как ему, по-видимому, кажется, недостаточную и запоздалую любовь. А может быть, он потому и любить не может достаточно, что видит, каким на самом деле является его ребенок?