– Чтобы получать удовольствие от книг, – продолжал Борис, – нужно обязательно любить людей и интересоваться ими. Настоящему страстному читателю должно быть дело не просто до какого-то встречного, ему должен быть интересен даже тот, кого он никогда не видел и не увидит. Настолько посторонний, что, быть может, и не существовавший вовсе, чуждый самой реальности. Тот, кто промчался в сознании автора – другого незнакомца – и там немного наследил. Банальным христианским «любить ближнего» здесь не обойдёшься. Тут нужно любить бесконечно далёкого. Я всякий раз думаю, что чтение – это вид молитвы. Точнее не так… Не общение с Богом, а разговор в его присутствии.

– Моя тёща говорила, будто её брат был «электриком от Бога». Я сразу представлял Его себе, – Горенов указал наверх и неловко усмехнулся, – раздающим специальности: этот будет пахарем, этот – пекарем, тот – электриком. Видимо, речь про ток, который даёт божью искру. «Электрик от Бога», кстати, развёл у неё на даче провода так, что свет в комнате и в туалете включался одновременно, одной клавишей. Может, она просто не знает смысл понятия «Бог»?.. И знает ли Бог, что такое электричество? Помнишь песню «Два – двенадцать – восемьдесят пять – ноль шесть»?

– Я помню другое, – Борис опустил глаза. – Миша говорил, что один автор – бог, а другой – бок… чужой книги. Недавно я понял, дело не в конкретных людях, а только во времени. Раньше все писатели были богами над своими героями. Теперь же каждый – лишь бок, фамилия на корешке. Ты в одном прав, сейчас слишком многое иначе… совсем не так, как прежде. А слова остались теми же… Понятие «писатель» значит совершенно не то, что два века назад. Оно, может, наконец, вообще ничего не значит! Время либо помогает, либо мешает литературе. Сначала жалованная дворянская грамота дала возможность одним стать крупными авторами, потом статья за тунеядство содействовала другим. Эти вещи культивировали литературный процесс. А теперь нет ничего… Ни хорошего, ни плохого. И если человек идёт в писатели, то вовсе не из-за каких-то факторов эпохи, а исключительно из-за любимых книг, написанных ранее другими людьми и однажды оказавшихся «сбоку» от него. Так что в наше время каждый – только бок.

– Я бы так не сказал… – отпустил Георгий слова в воздух, будто разжал пальцы, держащие надувной шар. На деле с утверждением, прозвучавшим в самом конце, он был уже скорее согласен. Однако, берущие исток из головы Миши, эти мысли пугали каменным холодом, загробным смрадом, а потому инстинкт самосохранения мешал Горенову их принять. Удивительно, но всякий раз, стоило Борису заговорить о нём, как сомнения в существовании третьего друга таяли. Он восставал из небытия автором прекрасных моментов их яркого прошлого. Быть может, дело в том, что сам нынешний гость являлся неоспоримым доказательством подлинности множества воспоминаний, реальности каждого из давних дней. При этом чувствовалось, будто Боря относится к Мише совсем иначе. Для него он стал фигурой масштаба Аристотеля, изготовленной их букв и мрамора, а со временем, быть может, переделанной в гипсовую копию самого себя.

– А я не настаиваю. В конце концов, «истина лежит на дне колодца»… – заметил гость и переключил внимание на вазочку с печеньем.

Выражение его лица при этом казалось довольно легкомысленным, тогда как Горенов ощутил, словно огромная волна солёной воды ударила его всей своей массой.

– Откуда ты знаешь? – выдавил он из себя.

– Знаю что? – не понял Борис.

– Про Истину и колодец.

– Так это Демокрит говорил.

Спокойствие гостя сводило с ума. Сказанное не могло быть случайностью. Аристотель из прошлого, Демокрит из настоящего, Георгий окружён! А если признаться? Если посоветоваться? Ведь это знак? Что, если это знак? Что это ещё, если не знак?! Вдруг он поступил от того самого Бога, о котором они столько говорили сегодня? От того, кому известно, что такое электричество и что нужно делать Горенову…

– Ты готов его вернуть?

– Что вернуть? Ты какой-то загадочный сегодня, – улыбнулся Борис. Подобное выражение лица ему категорически не шло, он выглядел глуповато.

– Неужели не понимаешь? – Георгий вскочил. – Ты созрел, чтобы рассчитаться… перед Мишей. Отдать долг. Если люди не читают серьезные книги, как раньше, мы не можем с этим смириться! Мы не должны!

– Чего ты так завёлся? – гость посмотрел на него испуганно. Большинство житейских неурядиц всегда ставили Бориса в тупик. Вот и сейчас он совершенно не знал, что делать, если вдруг оказался в одном помещении с сумасшедшим. – По-моему, тебе-то нечего переживать, тебя читают. Жанровая литература – особый разговор. Она существует по своим правилам.

– А ты никогда не думал, почему я пишу именно её?.. «Жанровая литература», конечно, хорошо звучит, но это неправда. На самом деле это называется «дерьмо»!

Гость совсем растерялся. Уж повторения недавнего конфликта он точно не хотел.

– Пойми, я сочиняю подобные книги только для того, чтобы меня читали. Я был бы счастлив, если бы популярными стали «умные» тексты. Только их бы тогда и писал.

– Ах, вот в чём дело? – не выдержал Борис и интенсивно закивал, не глядя на Горенова. – Ты бы хотел быть лучше, чем есть, но, чёрт побери, тебе не повезло с современниками! – на его лице опять застыла улыбка, но выглядела она уже скорее пугающе.

– Нет! – покачал головой Георгий. – Я бы хотел… Я уверен…

– Мой тебе совет, – неожиданно перебил его гость, – не думай о читателях слишком много и слишком плохо. Пиши только то, что считаешь нужным. Если это «умные» тексты, как ты выражаешься, то делай своё дело, и не твоя забота, кто их прочтёт и прочтут ли вообще.

– Боря, ты с Луны упал или с другой планеты? Их же просто не будут издавать, – возразил Горенов, хотя его уверенность в собственных словах пошатнулась. Полчаса назад звонила Люма и сказала, что готова напечатать книгу O, но только ещё раз настоятельно посоветовала выбрать псевдоним. Почему-то Георгия это здорово пугало, хотя, разумеется, он согласился. Безусловно, потом следовало написать ей несколько детективов… Можно ли считать их ценой вожделенного издания? Прямо она такого не говорила, но…

– На той планете, с которой я упал, это тоже – не твоя забота как автора. Не планируй, не влияй. Желательно даже не хоти. Пусть всё идёт своим чередом. Поверь мне: то, что должно случиться – родиться, написаться, издаться – обязательно появится на свет. Этому просто невозможно помешать.

– А как твоя новая книга? Вышла?

Борис бросил на друга злой взгляд ошпаренной собаки.

– Вот-вот… Я говорю тебе, существует огромная