«для славы и красоты государства и воинского управления всех чинов людям опричь духовного чина и церковных причетников, извощиков и пахотных крестьян, платье носить венгерское и немецкое… чтобы было к воинскому делу пристойное; а носить венгерское безсрочно для того, что указ сказан был прежде сего; а немецкое носить декабря с 1 числа 1700 г.; да и женам и дочерям носить платье венгерское и немецкое января с 1 числа 1701 г., чтоб они были с ними в том платье равные ж, а не розные»[505]. Указ был повторен и в следующем, 1701 году, в более развитом виде, как в смысле более подробного перечисления тех общественных групп, которых он касался, так и в смысле более подробного указания тех видов платья, которые обязательно было носить. От повинности носить платье иноземного образца освобождались священнослужители и церковные причетники, а также пашенные крестьяне в деревнях. Все остальные общественные группы: думные, служилые и приказные люди, гости и посадские люди, боярские холопы и даже крестьяне, приезжающие в Москву для промыслов, должны носить иноземные платья: «верхние саксонские и французские, а исподнее камзолы и штаны, и сапоги, и башмаки, и шапки немецкие» — и ездить на немецких седлах. Женский пол и дети даже и принадлежностью к духовному сословию от иноземных костюмов не освобождаются; попадьям и дьяконицам и церковных причетников детям, так же как драгунским и солдатским, и стрелецким женам и их детям предписывается носить платье и шапки и кунтуши, а исподние бостроги и юбки и башмаки немецкие ж. А русского платья, продолжает указ, «и черкесских кафтанов и тулупов, и азямов, и штанов, и сапогов, и башмаков, и шапок отнюдь никому не носить и на русских седлах не ездить и мастеровым людям не делать и в рядах не торговать». Отличие этого указа о платье от предыдущих составляет также санкция в его заключении: за нарушение его, за ношение русского или черкесского платья, шапок и обуви и за езду на русских седлах целовальники при городских воротах должны были взыскивать с нарушителей штраф, с пеших по 40 копеек, с конных по 2 рубля. «Жестокое наказание» было обещано также мастеровым и торговцам за изготовление и продажу запрещенного платья, шапок, обуви и седел[506]. Так, по этому указу все городское население, кроме духовенства, должно было переодеться в иноземное платье; русское оставлялось только для живущих в деревнях крестьян. Конечно, и этот указ не получил скорого и полного осуществления в жизни, как и предыдущие.

Новое летосчисление и празднование Нового года

Наконец, также средством сближения русского народа с европейскими были два последних нововведения, о которых говорит «Поденная записка». Одно из них касалось летосчисления, другое срока празднования Нового года. 19 и 20 декабря 7208 г. (1699 г.) состоялись указы о счислении лет не от Сотворения мира, а от Рождества Христова и о начале года с 1 января. Государю известно, гласил второй из этих указов, что не только во многих европейских христианских странах, но и у славянских православных народов, во всем согласных с православною восточною церковью, каковы волохи, молдавы, сербы, далматы, болгары, а также у греков, от которых принята православная вера, и даже у подданных великого государя черкас-украинских казаков — годы счисляются от Рождества Христова, а не от создания мира и новый год начинается с 1 января. Этот довод должен был рассеять тревогу православных перед нововведением. К тому же с предстоящего 1 января 1700 г. начинается и «новый столетний век» — тогда считали начало нового столетия с 1700 г. И для того доброго и полезного дела указал великий государь впредь лета считать с 1-го предстоящего января от Рождества Христова 1700 г.[507] В грамотах, рассылавшихся по городам воеводам, говорилось, что великий государь указал на Москве во всех приказах и в городах во всякого рода бумагах, в указах, в грамотах о всяких делах, «в приказных и на площадях», т. е. в тех бумагах, которые пишутся площадными подьячими, и во всяких письмах писать лета от Рождества Христова с нынешнего генваря с 1 числа 1700-й год и потом месяц и число для того, что в иных христианских окрестных государствах лета пишут от Рождества Христова. Но в этих грамотах, предписывавших нововведение в уездах, есть смягчение, которого не находим в основном тексте указа. Допускалась для желающих датировка по обоим летосчислениям. «А буде кто похочет писать и от Сотворения мира, им писать те оба летосчисления: от Сотворения мира и от Рождества Христова»[508]. Указ не остался мертвой буквой. Действительно, с 1 января 1700 г. все официальные бумаги и в московских приказах, и в местных правительственных учреждениях стали помечаться по-новому. Новую датировку быстро усвоили и в частной переписке.

В Москве предписано было обывателям отметить начало нового года и нового столетия украшением домов, иллюминацией, фейерверками и стрельбой пушечной и ружейной. 1 января после молебствий по церквам или в домах знатные люди духовного и мирского чина должны были украсить ворота своих дворов по большим и проезжим знатным улицам сосновыми, еловыми или можжевеловыми деревьями согласно тем образцам, которые выставлены на Гостином дворе и у Нижней аптеки. Людям бедным предписывалось каждому хотя по деревцу или по ветке поставить на воротах или над храминою. Эти украшения должны сохраняться до 7 января 1700 г. В первый день нового года надлежит в знак веселия друг друга поздравлять. Вечером этого дня, когда начнется стрельба на Красной площади и зажгутся там «огненные потехи», знатным обывателям по своим дворам учинить троекратную стрельбу, буде у кого есть, из небольших пушечек, а у кого их нет, из нескольких мушкетов или из иного мелкого ружья и выпустить по нескольку ракет, сколько у кого случится. По большим улицам, где позволяет пространство, каждый вечер с 1 по 7 января жечь костры из дров, из хворосту или из соломы. Мелкие дворы могут складываться по пяти или шести и устраивать такой огонь сообща. Можно также, если кто пожелает, ставить на столбиках по одной, по две или по три худые смоляные бочки и, наполнив их смолою или хворостом, зажигать. Перед Ратушею быть иллюминации, стрельбе и украшениям по усмотрению бурмистров[509].

Как видим, этот указ — один из первых памятников того регламентирующего полицейского законодательства, до мелочных подробностей определяющего каждый шаг поведения обывателя, какое будет в дальнейшем получать все большее развитие. Указом предписывается веселиться в узаконенный срок, поздравлять друг друга в знак веселия и выражать радостные чувства в определенных формах.