В случае неимения знакомых он дружески указывает остановиться в такой-то фирме китайских торговцев, восхваляет ее и предлагает свои услуги проводить до нее. Здешние большие китайские фирмы имеют свободные помещения, нарочно устроенные для бесплатного проживания путешественников, поэтому Санчжяю в данном случае нет никакого труда устроить богомольцев, но он делает вид, что он заботится, едет вперед, вступает в переговоры с приказчиками и у ворот фирмы встречает караван, говоря, что с трудом нашел помещение. Эти квартиры, в сущности небольшие комнаты, содержатся весьма грязно, в них нет печей, огонь разводится на полу, дым выходит через двери и т. п. Только невзыскательный монгол может примириться с этим, и ему даже приятно развести огонек и погреть свои руки, как он это делает у себя в юрте.

Устроив таким образом путников, Санчжяй уходит и высказывает пожелание хорошо отдохнуть от дороги. Однако недолго продолжается его отсутствие: он приходит в день несколько раз. Осведомившись о том, что нужно приезжим, он предлагает купить у него, уверяя, что нигде в другом месте не найти. Хотят ли нанять верблюдов для дальнейшего пути – он к их услугам, запрашивает значительную цену и начинает сбрасывать. Наконец, сойдясь в цене, он заявляет, что верблюды его в степи и что он немедленно пошлет человека за ними, но так как его скот живет довольно далеко, то придется подождать дня два-три.

Затем он начинает уже подыскивать подрядчиков от себя, видя выгоду для себя даже в нескольких цинах с верблюда. Если же, к его несчастию, не находятся подрядчики или не соглашаются за известную плату, то Санчжяй не стыдится прийти к нанимателям и заявить, что сейчас прибыл от его скота человек и сообщил, что столько-то верблюдов отправили туда-то по казенной надобности и т. п., вследствие чего он, Санчжяй, не может выполнить своего условия, но приведет, если угодно, другого, с которым они могли бы заключить условие сами. После привода нового возчика он исчезает и является, когда вопрос решен, поздравляет с удачным наймом, восхваляет подрядчиков, заказывает поклоны свои знакомым и т. п. Между всем этим он деятельно ведет торговлю, не брезгая ничем. Покупает положительно все, лишь бы цена была невелика, и во всех случаях он умеет вести дело так, как бы он являлся покровителем и доброжелательным благодетелем путников, желающим принести им только пользу.

Я, лично знакомый с характером Санчжяйя еще по переднему пути, не хотел иметь с ним никаких пустых переговоров, о чем заявил ему откровенно. Он нисколько не обиделся.

5 марта наняли возчиков до Урги, двух хозяев. Один из них, алашанец, должен был доставить нас в монастырь Эхин-цзак, находившийся на южном краю хошуна халхаского туше-гуна, а оттуда взялся везти до Урги гэской этого монастыря Ловсан-дорчжи, который случился здесь, приехав для закупки риса, проса и муки для нужд монастыря.

6 марта выехали из ямыня и 21-го числа прибыли в монастырь Эхин-цзак, который был построен в 12-м году правления Дао-гуана 247 тайчжиями. Главная кумирня была утверждена императором, который пожаловал ей наименование «Бухуни бутугэкчи сумэ», т. е. «храм, исполняющий все». Управляет монастырем «да-лама», который утверждается пекинским правительством.

25 марта я решил воспользоваться открытым листом Чойдака, заменив его товарища, которому я предоставил верблюда, предназначенного для меня. Чойдак и его товарищ охотно согласились, и мы, потребовав три казенные подводы, поехали вперед. В тот же день мы прибыли в монастырь Сангийн-далай, который основан в 17-м году правления Кан-си. На другой день началась неприятная езда на общественных подводах. Дело в том, что в этих местах нет станций, а приходится ездить от одного домохозяина до другого. Каждый, для выгадывания расстояния, везет к ближайшему, хотя бы он был в стороне от прямого пути. Эти неприятные ежеминутные перемены подвод окончились по достижении нами 30 марта первой станции Балтастай. Теперь станции отстоят друг от друга верст на 20–25.

31 марта прибыли к ямыню туше-гуна, находящемуся вблизи горы Дэлгэр-хангай.

Отправившись далее в тот же день, мы пересекли большой Калгано-Улясутайский тракт, находящийся на содержании так называемых харчинских станций.

Наконец, 4 апреля, поздним вечером, Чойдак и я прибыли в Ургу и остановились у одного знакомого Чойдака, так как, за поздним временем, я счел неудобным являться в консульство.

5 апреля я явился в консульство, где со стороны русского генерального консула Я. П. Шишмарева и секретаря консульства В. В. Долбежева встретил отечески радушный прием. Багаж же мой прибыл 14 апреля, и я тотчас принялся приводить его в порядок для отправки в Петербург при содействии консульства. Книги все были уложены в 10 ящиков, которые и были сданы на почту.

27 апреля я выехал на монгольских почтовых на родину и 2 мая переступил в Кяхте границу отечества.

(доклад, прочитанный 7 мая 1903 г. на общем собрании Императорского Российского Географического общества)

Представляя отчет о моем путешествии в Тибет, предпринятом в 1899 г. на средства Императорского Русского Географического общества, я в сегодняшнем моем докладе пройду молчанием весь мой путь по Монголии, Китаю и Амдо и начну сообщение с границы конечной цели моего путешествия, т. е. Центрального Тибета.

19 июля 1900 г. караван богомольцев, в числе коих ехал я, после 22-дневного пути по безлюдному Северо-Тибетскому плоскогорью остановился лагерем на речке Сан-чу, у северной подошвы Бумзайского перевала[97]. Караван этот сформировался в амдоском монастыре Гумбум и вышел оттуда 24 апреля. Состоял он приблизительно из 70 человек, почти исключительно амдоских и монгольских лам, помещавшихся в 17 походных палатках. Подводы с людьми и вьюки везли 200 лошаков и лошадей, приобретенных в Амдо.

Местность этой нашей остановки была замечательна тем, что тут мы встретили жителей Центрального Тибета. Здесь при самой дороге была расположена большая черная палатка (банаг), в которой жили солдаты из местных жителей как передовой пост для дозора за появлением иностранцев. В отчетном году они получили специальный приказ следить за русской экспедицией П. К. Козлова[98], о которой было донесено в Лхасу из кукунорского Донкора[99] с нарочными еще в апреле.