– Морган! Диего! Коулу нужна помощь. Эй… Вы там? Вы слышите меня?

Но они не слышали. До меня доносились обрывки их причитаний и наши с Коулом имена, но что-то заглушало их, как и мой голос. Пещера была не просто завалена, разделенная валунами на две половины… Она была заколдована: все звуки вязли и тонули в плотном горячем воздухе, а сам завал не поддавался ни на ручные, ни на магические манипуляции, удерживаемый невидимыми путами. Камни было не сдвинуть, а до Диего и Морган – не докричаться.

Раздраженно пнув неподатливую преграду, я вернулась к Коулу и обнаружила его уже сидящим. Привалившись к светящейся стене спиной, он выплевывал себе на колени что-то темное и вязкое… В пещере запахло медью и отчаянием.

– Я же велела тебе не двигаться!

Но Коул не послушался, а потому харкал кровью так сильно, что, казалось, вот-вот выплюнет поврежденные органы. Руки у меня тряслись, когда я попыталась протереть его лицо, помогая не захлебнуться и убирая со лба влажные кудри.

– Что же делать… О Баал… – бормотала я, пока крутила головой, осматривая пещеру и разрываясь на части от выбора: оставаться на месте и ждать подмогу или искать выход, чтобы позвать ее. Тащить Коула с собой или не беспокоить лишний раз? Куда бежать? Почему я послушалась Ворожею и оставила чертов гримуар дома, когда он так нужен?!

Тело бил озноб, и меня всю колотило, как от самого страшного в мире похмелья. Все прочие мысли вытеснила лишь одна, до боли знакомая, а оттого еще более кошмарная: «Он не умрет». Я судорожно прислушивалась к хриплому и поверхностному дыханию Коула. Он закрыл глаза, отчего и вовсе стал походить на мертвеца: пепельно-бледный, в окровавленной одежде, с рябиновыми губами и изодранными в мясо ногами, которыми даже не мог двигать. И неизвестно, сможет ли когда-то.

– Раз кузнечик, два кузнечик…

Я вздрогнула, выдернутая из тисков ужаса, и оглянулась на Гён, по-птичьи сидящую на камне и грызущую сырой кукурузный початок. В лоскутах белой парчи, обмотанных вокруг плоской груди и бедер, она не замечала нас, увлеченная борьбой двух скорпионов на земле. Пришлось кинуть в нее мелкий камешек.

– Ой, Одри! Привет. – Гён улыбнулась, обнажая острые зубы, в которых застряли желтые зернышки. – А что вы здесь делаете?.. Снова решили уединиться? – Взглянув на свой погрызенный початок, она протянула его мне: – Хочешь кукурузку?

Я открыла рот, переполненная яростью настолько, что от моего крика пещера едва не обвалилась во второй раз:

– Это все ты!

Гён заморгала, посмотрев по сторонам, словно я могла обращаться к кому-то еще.

– Что я? – спросила она невозмутимо, цепляя на мизинец одного из скорпионов.

Я встала с коленей, пыльная и грязная, чувствуя, как с кончиков пальцев капает кровь Коула.

– Это ты заманила Коула в пещеры! – воскликнула я, медленно связывая события воедино. – Вы с Луной все продумали, не так ли? Решили мотивировать меня постичь дар исцеления? Вы перестарались – Коул умирает! Сейчас же беги за Луной и приведи ее сюда, иначе я сровняю весь Завтра с землей!

Гён перестала жевать и ощерилась. Ее глаза опасно сузились в два темных просвета, и я увидела ее удлинившиеся и заострившиеся ногти.

– Не разговаривай со мной так…

– О, что, не нравится? А мне не нравится, когда вы превращаете моих друзей в игральные пешки. Приведи. Сюда. Луну! Баал вас всех побери!

Бессильная злоба смешалась со страхом, отравив мой рассудок. Я подалась вперед, выбивая из руки Гён недоеденный початок. Тот покатился по камням, и Гён ахнула, будто потеряла самое ценное сокровище на свете. Рот ее раскрылся, испещренный акульими клыками, а затем она вцепилась мне в руку. Я взвизгнула и ударила наотмашь: укус ачери был несравним с животным – гораздо глубже и свирепее. Из неаккуратной раны, занимающей половину предплечья, брызнула кровь вместе с вязкой зеленой слюной. Пока я останавливала ее, шипя от боли, Гён уже исчезла, растворившись в темноте соседнего туннеля.

– Одри…

Свет мха окрашивал лицо Коула в бирюзу, а текущую по его лицу кровь – в огненную лаву. Он приоткрыл глаза, застеленные пеленой уходящей жизни, и посмотрел на меня.

– Ты справишься.

Я упала рядом с ним на колени, не замечая ни ноющих царапин, ни пульсирующий след от демонических зубов, по форме напоминающий волчий. Шершавые пальцы сжали мои. Я сглотнула сухость во рту, пытаясь взять себя в руки и кивнуть.

– Это наверняка все происки Луны… Какое-то упражнение… Испытание… Они с Ворожеей все равно вылечат тебя, если поймут, что я не справляюсь…

– Я все еще охотник, Одри, – напомнил Коул сквозь стон, и меня прошиб холод. – Но я твой атташе. Лишь твоя магия действует на меня.

Коул был прав. Никакая Луна не поможет. И Ворожея тоже. Спасти жизнь Коулу могу лишь я. Ну конечно…

– Катись оно все пропадом! Как только я тебя вылечу, мы возвращаемся домой. Хватит с меня этих убийственных занятий и пауков в волосах поутру!

Коул выдавил вялый кивок. Кровь градинами копилась в уголках его рта, змейкой стекая вниз, и я утерла ее рукавом платья, сотрясаясь в истеричных рыданиях и проклятиях.

«Спасай своего атташе, Верховная Одри, если не хочешь заполучить еще один могильный камень на свое тело».

Я не разобрала, чьи это мысли – мои собственные или чужие. Они звучали глумливо, заставляя меня взглянуть на черную метку на моем запястье. Мне показалось, что та белеет с каждой секундой, становится все прозрачнее… Связь, которая угасала так же, как угасал Коул. Время шло на секунды.

– Rhowch ef yn ôl yn ei iechyd…

Я разорвала на животе Коула рубашку и осмотрела лиловые кровоподтеки, медленно проступающие под кожей. Она у него была холодной, как ночная река Мохаве, а сломанные ребра проминались под пальцами, словно пластилин. Я мягко огладила их, крепко жмурясь.

– Adennill, fy warrior… Adennill… Ну же, Adennill!

Я повторяла главное заклинание исцеления, как заведенная, пока оно не превратилось в сплошной набор звуков – всхлипов, стонов, икоты. Я теряла контроль над собой, пока Коул вдруг не замер, перестав трепыхаться от боли под моими прикосновениями. Мое сердце замерло вместе с ним.

– Коул?.. Нет! Anadlu…

Я закатала рукава платья, обнажая чернильные вены, что качали тьму, как родную кровь, и меня озарило: Шепот, метка и милосердие. У меня три оружия против любого врага – даже самой смерти! Вместо того чтобы использовать что-то одно, почему бы не объединить их?

– Adennill, мой атташе, rhowch ef yn ôl! – воскликнула я и вцепилась пальцами в живот Коула с такой силой, что ногти вошли ему под кожу. Насильно открыв нашу с ним связь, заставив себя ощутить ту же боль, что чувствовал он, я зажгла наши метки оранжевым огнем и зашептала, связывая несвязуемое: – Пусть кровь врагов по Хельхейму бежит – она моего атташе как мед напоит. Пусть покроют их тело наросты – у моего атташе вырастут новые кости. Пусть жизнь, как раньше, в нем забурлит – мой атташе даже Хель в бою победит. Я сердце его вновь заведу, отняв у других все, что своим сочту! Anadlu…