Женщины не сказали друг другу ни слова, но Зак почувствовал, как его обступает живая энергия, будто теплый воздух от огня, и понял, что теперь он в полной безопасности. Рофам исчезла, так ничего и не сказав, и они остались на полянке одни. Он подошел ближе к Шиней и поклонился. Кот потерся о него, и Зак погладил его за ухом. Шиней улыбнулась и, подойдя, положила ему теплую ладошку на плечо.

– Иди, ты ей сейчас очень нужен.

Зак не успел оглянуться, как оказался возле ворот в деревню и, больше не раздумывая, стремглав побежал к дому.

Али проснулась ранним утром, на улице только начинало светать. Зак стоял у окна и нянчил на руках маленький сверток.

– Сколько их из меня вылезло? – тихим хриплым голосом спросила она и закашлялась, прочищая горло. Да-а, давно она так не орала. – Я что-то после второго со счета сбилась.

– Трое, – улыбнулся он, счастливыми глазами смотря на нее, подошел и сел рядом.

Али вытянула шею, пытаясь рассмотреть младенца, и Зак протянул ей ребенка. Это был мальчик, весь белый, без малейшей примеси темной крови матери. И наверняка, когда он немного подрастет, у него окажутся очень светлые волосы и синие глаза. Позже она увидит и остальных: и второй ее сын уже совсем не будет напоминать человека, с совершенно темной серебристой кожей и заостренными маленькими ушками. А вот самая младшая дочка окажется слишком светлой для темного эльфа и чересчур темненькой для человека. Все они родились полукровками, но только о ней можно было сказать это с точностью.

– Это наш первенец, – улыбнулся Зак, посмотрел на спящего ребенка, и взгляд его стал печальным, – у нас принято называть первых сыновей…

– Я знаю, Зак, – улыбнулась Алиэнтэль, – я совсем не против.

Зак просиял и, наклонившись, поцеловал ее, потом сказал просыпавшемуся сыну:

– Доброе утро, Рэйко.

А на другом конце материка, среди заснеженных пиков возвышалась высокая башня, сложенная из белого камня. В большой роскошной спальне в кресле устроилась хрупкая женщина темных эльфов. Она смотрела через огромное окно во всю стену на снег, падавший с чистого синего неба, и улыбалась каким-то своим мыслям, гладя свернувшегося калачиком у нее на коленях белого кота.