ромашка, – правдиво сказал Феликс.

– А друг твой честнее тебя, Куликов, – сказал начальник лагеря. – Вот уж действительно ирония судьбы: отец спускает в реку краску, а сына за это выгоняют из лагеря.

Начальник лагеря подошёл к окну и взглянул вниз.

– Целая толпа стоит, – сказал он. – Ждут, чем кончится. И все знают, чем должно кончиться. Сто раз говорили: полез в речку – пощады не будет. В разное время мы уже выгнали одиннадцать человек. Если сейчас простить этих, то что сказать следующим? Вы же сами педагог, Алексей Палыч, вы должны меня понять.

– Я-то понимаю, – покорно сказал Алексей Палыч. – Только мне мальчика деть совершенно некуда. Мальчик издалека…

– Кстати, – сказал начальник лагеря, – что-то многие интересуются этим мальчиком. Тренер интересовался, откуда он приехал. Документов на него в канцелярии нет, но об этом я и сам знаю. Это уж наша с вами договорённость. Но вот почему им так интересуется парикмахер, это мне не совсем понятно.

– Парикмахер? – удивился Алексей Палыч.

– Да. Вы его знаете, наверное; Август Янович, кажется.

– Чушь какая-то! С какой стати им должен интересоваться Август Янович?

– Вот и я не пойму. Причём плёл какую-то чепуху, будто вы с мальчиком ко мне приходили. У меня сложилось впечатление, что он хотел что-то выведать, но я так и не понял, что именно.

– Август Янович – человек весьма любопытный, – деликатно заметил Алексей Палыч. – Очевидно, это свойство профессии…

– Ну, оставим парикмахера. Вы старше меня и опытней, Алексей Палыч. Может быть, вы мне посоветуете, что делать? В семье Куликовых как-нибудь переживут. В этом есть даже определённый юмор. Мне было бы крайне жалко, если бы Куликов-старший не увидел своего синего сына. Но вот вы говорите, что Солнечного вам девать некуда…

– Пока, – сказал Алексей Палыч. – Временно. До конца экзаменов. Но я понимаю ваше положение…

– Есть один выход, – сказал начальник лагеря. – Я им ещё не пользовался, не было необходимости. Но он существует. Наступление – лучший способ обороны. Что про вас знают девочки? Где они были, когда вы купались? – спросил он Бориса.

– Они в лес не ходили.

– Значит, они знают только, что вы пошли за земляникой?

– Пошёл я, – сказал Феликс, – а Боря пошёл меня искать.

– Хорошо, Солнечный, я уже убедился в твоей честности. Сейчас ты убедишься в моей нечестности. Но если вы думаете, что я делаю это ради вас, то вы ошибаетесь. Девочки видели, как вы барахтались в речке?

– Не видели.

– Прекрасно. Способ заключается в том, – обратился начальник лагеря к Алексею Палычу, – что преступники объявляются героями. Они были вынуждены, чтобы спасти человека, броситься в воду. Кто-то тонул в этой речке, допустим – турист. Таким образом, провинность превращается в благородный поступок, и вопрос о наказании сам собой отпадает. Но не полностью. За побег в лес мы с первого раза не выгоняем. За это объявляется строгое предупреждение. За спасение туриста выносится благодарность. Всё это, во избежание слухов, объявляется по трансляции. Нам с вами противно, мы плюёмся от отвращения, но другого способа я не вижу.

Алексею Палычу было стыдно. Он понимал, что всё это делается ради него. Но уж слишком как-то выходило всё откровенно нечестно. Особенно неловко было перед ребятами. Да и согласны ли они сами на это?

Начальник лагеря, словно угадав мысли Алексея Палыча, спросил Бориса:

– Ну, как тебе нравится моя идея?

Борис промолчал.

Идея ему не нравилась. Но не надо забывать, что он знал то, чего не знал начальник лагеря. Кроме того, он представлял себе, что свалится на Алексея Палыча.

– Понятно. А тебе? – обратился начальник лагеря к Феликсу.

– Это неправда, – сказал Феликс.

– Разумеется. Я, кажется, этого не скрываю.

– А нельзя ли как-то по-другому? – спросил Алексей Палыч. – Если без благородных поступков…

– Никак не выходит. Героизм – единственное оправдание для синих, зелёных и красных. Если бы они были иностранцами и не понимали по-русски… Ещё лучше, если бы они были с другой планеты. Но это уже фантастика. Скоро ужин. Нужно решать, Алексей Палыч. Я понимаю, что вам тоже нелегко сделать выбор. Выбирайте меньшее из двух зол.

– Нельзя ли немного подумать? – попросил Алексей Палыч. – Мы с мальчиками всё обсудим… Мне бы не хотелось решать одному.

Начальник лагеря явно обрадовался, что есть повод немного помедлить.

– Сейчас ужин, – сказал он. – Ну, на ужине им делать нечего в таком виде. Потом ночь… Знаете, Алексей Палыч, забирайте их до утра. Если они придут к завтраку, то будем считать, что вы согласны на героический вариант. Если не придут, пойдёт вариант обычный. За вещами можно прийти в любое время.

– Мне бы не хотелось появляться с ними в Кулёминске в таком виде.

– Это уже проще, – сказал начальник лагеря. – В нашем душе их не отмыть – опыт есть. Я даю вам машину, и вы везёте их в баню. Только не в Кулёминск, а на Старый Разъезд – так я вам советую. Впрочем, может быть, Куликов предпочтёт, чтобы его отмывал отец?

– Предпочту, – угрюмо сказал Борис.

– Вот и прекрасно. Передавай ему привет. – Начальник лагеря вышел за машиной. По пути он разогнал уже сильно поредевшую толпу болельщиков, пообещав им, что завтра они всё узнают по трансляции.

– Вот так… – сказал Алексей Палыч. – Как же ты, Боря, прозевал? Я тебя не упрекаю. Но ты видишь, как всё сложилось.

– Девчонки… Он от них совсем обалдел.

– В баню поедешь?

– Нет, всё равно костюм не отстирать. Алексей Палыч, а этот, парикмахер, он и за нами следил. Мне Серый сказал. Он его видел возле лагеря.

– Совершенно непонятно, – сказал Алексей Палыч. – Чего старик добивается? Может быть, попробовать с ним поговорить?

Алексей Палыч ещё не знал, что поговорит с парикмахером гораздо раньше, чем ему бы хотелось.

Возле канцелярии ребят уже не было. Лишь одинокая девочка в спортивном костюме маячила неподалёку. Она помахала рукой в сторону всех троих – Алексея Палыча, Бориса и Феликса, вышедших из канцелярии.

Но подошёл к ней один Феликс.

– Вас оставили? – спросила Тома.

– Оставят, если скажем, что будто спасали туриста.

– Ну и скажите.

– Тома, – сказал Феликс, – ты ведь знаешь, мы никого не спасали.

– Ну и что? Соврёшь чуть-чуть, зато останешься на целый месяц.

– Ты хочешь, чтобы я говорил неправду?

– Хочу.

– Ты шутишь? – спросил Феликс.

Тома нахмурилась.

– Если вас выгонят, мы больше не увидимся. Через месяц мы с Ирой уезжаем в Москву на соревнования. Потом вернёмся в город… Ты что, ничего не понимаешь?

От канцелярии посигналила подъехавшая машина. Феликса позвали.

– Куда ты уезжаешь? – спросила Тома.

– В баню, – честно ответил Феликс.