Дом имел узкую деревянную галерею с небольшойверандой. Они стояли на темной веранде и не были видны с улицы. Медленнопроехала машина.

Он вновь открыл дверь.

— Я Том Купчек, ее отец. Она не хочет ни с кемговорить.

Грэй кивнул, показывая, что понимает состояниеженщины.

— Мы отнимем не больше пяти минут. Я обещаю.

Он вышел на веранду и прикрыл за собой дверь.

— Наверное, у вас плохо со слухом. Я сказал,что она не желает разговаривать.

— Я слышал вас, господин Купчек, и я уважаю ееправо на уединение, поскольку знаю, что ей пришлось пережить.

— С каких это пор ваш брат стал уважатьчастную жизнь других людей?

Очевидно, господин Купчек был из тех людей,кто заводится с пол-оборота. Он вот-вот мог взорваться.

Грэй оставался невозмутимым. Дарби отступила.С нее на сегодня было достаточно препирательств.

— Ее муж трижды звонил мне перед смертью. Яразговаривал с ним по телефону, и мне не верится, что его убийство былослучайным.

— Он мертв. Моя дочь убита горем. Она не хочетразговаривать. А сейчас выметайтесь отсюда на все четыре стороны.

— Господин Купчек, — мягко сказала Дарби, — унас есть основания считать, что ваш зять был свидетелем некоторойвысокоорганизованной преступной деятельности.

Это несколько его охладило, и он уставился наДарби:

— На самом деле? Но вы же не можете спроситьего об этом, не так ли? Моя дочь ничего не знает. У нее был тяжелый день, и онаприняла лекарства. А теперь уходите.

— Можем мы увидеть ее завтра? — спросилаДарби.

— Сомневаюсь. Сначала позвоните:

Грэй дал ему визитную карточку:

— Если она захочет поговорить, номер телефонана обороте. Я остановился в отеле. Завтра около полудня я позвоню.

— Ладно, звоните. А теперь уходите. Вы уже итак расстроили ее.

— Нам очень жаль, — сказал Грэй, выходя сверанды.

Купчек стоял у открытой двери и ждал, когдаони уйдут.

Грэй остановился и обернулся к нему:

— Какой-нибудь другой репортер звонил илизаходил к вам?

— На следующий день после убийства они звонилинепрерывно и задавали всевозможные вопросы. Невоспитанные люди.

— Но в последние дни никого не было?

— Да. Никого. Уходите.

— И никого из «Нью-Йорк таймс»?

— Нет, никого. — Он шагнул в дом и захлопнул дверь.

Они заспешили к машине, стоявшей через четыредома. Движения на улице не было. Грэй сделал крюк по улочкам пригорода и вышелк машине с противоположного направления. Он смотрел в зеркало, пока неубедился, что за ними нет хвоста.

— Конец истории с Гарсиа, — сказала Дарби,когда они въехали на шоссе 395 и направились к городу.

— Еще нет. Мы сделаем последнюю иокончательную попытку завтра, и, может быть, она согласится поговорить с нами.

— Если бы она что-то знала, то это было быизвестно и ее отцу. А если отец располагает этими сведениями, то почему бы неподелиться с нами? Тут пусто, Грэй.

В этом был смысл. В течение нескольких минутони ехали молча: усталость давала о себе знать.

— Мы можем добраться до аэропорта запятнадцать минут, — сказал он. — Я вас высажу, и через полчаса вы сможетевылететь из страны. Садитесь на любой самолет, лишь бы исчезнуть отсюда.

— Я уеду завтра. Мне нужно отдохнуть иподумать над тем, куда отправиться. Спасибо.

— Вы чувствуете себя в безопасности?

— В настоящий момент — да. Но все можетизмениться в считанные секунды.

— Я был бы рад поспать в вашей комнате сегодняночью. Как это было в Нью-Йорке.

— Вы не спали в моей комнате в Нью-Йорке. Вы спалина диване в прихожей. — Она улыбалась, что было хорошим признаком.

Он тоже улыбался.

— О’кей. Я буду спать в прихожей.

— Прихожей в моем номере нет.

— Так, так. Тогда где же я смогу поспать?

Она вдруг перестала улыбаться. Кусая губы, онаедва сдерживала навернувшиеся слезы. Он зашел слишком далеко. Это опять былКаллаган.

— Я просто не готова, — сказала она.

— Когда может настать такое время?

— Пожалуйста, Грэй. Оставим этот разговор.

Она смотрела вперед и молчала.

— Извините, — сказал он.

Она медленно легла на сиденье и положилаголову ему на бедро. Он положил руку ей на плечо, и она сжала ее в своей.

— Я страшно боюсь, — сказала она спокойно.

Он ушел из ее номера около десяти, после тогокак была выпита бутылка вина и съеден яичный рулет. Из своего номера онпозвонил Мейсону Пайпуру, ночному репортеру из криминальной хроники «Пост», ипопросил его проверить по своим источникам сведения об уличном убийствеМоргана. Оно произошло в деловой части города, в которой подобные событияслучались не часто. Здесь было зафиксировано всего несколько налетов иизбиений.

Он был усталым и разочарованным. И вдовершение ко всему чувствовал себя несчастным из-за того, что завтра онауедет. «Пост» задолжала ему шесть недель отпуска, и он испытывал искушениеотправиться вместе с ней. Пускай Маттис качает свою нефть. Но он боялся, чтоникогда уже больше не вернется назад, что в общем-то было бы возможно, если быне деньги, которых у него в отличие от нее не было. Они могут прыгать ирезвиться на солнечном побережье месяца два на его деньги, а дальше придетсяполагаться на ее средства. И, что более важно, она не приглашала его бежатьвместе с ней. Она все еще была в трауре. Когда она упоминала Томаса Каллагана,он мог чувствовать ее боль.

Сейчас он находился в отеле «Джефферсон» наШестнадцатой улице, в соответствии с ее указаниями, конечно.

Он позвонил Кливу домой.

— Где ты находишься? — спросил Клив раздраженнымтоном.

— В отеле. Это долгая история. Выкладывай, чтоу тебя.