— Припоминаю. Мы печатали статью на прошлойнеделе о молодом адвокате, который был ограблен и застрелен.

— Это, вероятно, он. Можешь проверить это дляменя? Мне нужно знать имя его жены и адрес, если он у нас есть.

— Как вы вышли на него?

— Долго рассказывать. Мы попытаемся поговоритьс его вдовой сегодня вечером.

— Гарсиа мертв. Это злой рок, малыш.

— Это хуже, чем злой рок. Парнишка зналчто-то, и они его пришибли.

— Вам ничто не грозит, как ты думаешь?

— Кто знает.

— Где девушка?

— Она со мной.

— Что, если они следят за его домом?

Грэй не задумывался над этим.

— Мы должны использовать этот шанс. Яперезвоню тебе минут через пятнадцать.

Он поставил телефон на пол и сел в старинноекресло-качалку. Пиво на столе было теплым, но он сделал большой глоток и сталсмотреть на Дарби. Ее глаза были закрыты рукой. Она лежала в джинсах и свитере.Платье валялось в углу. Туфли брошены посреди комнаты.

— С вами все в порядке? — спросил он тихо.

— Чудесно.

Она была настоящей чертовкой, и это нравилосьему в женщинах. Конечно, она была без пяти минут адвокат, и их, должно быть,этому учили. Он потягивал пиво и любовался джинсами. В этот короткий момент онбез помех мог смотреть на нее и не бояться быть пойманным. Это доставляло емуудовольствие.

— Вы глазеете на меня? — спросила она.

— Да.

— Секс — это самое последнее, что приходит мнев голову.

— Тогда почему вы заговорили о нем?

— Потому что я чувствую ваше вожделение помоим накрашенным ногтям на ногах.

— Верно.

— У меня болит голова. По-настоящему болит.

— После такой работы это неудивительно. Датьвам что-нибудь?

— Да. Билет в один конец до Ямайки.

— Вы можете уехать сегодня же вечером. Я прямосейчас отвезу вас в аэропорт.

Она убрала руку с глаз и слегка помассировалависки.

— Извините, я плакала.

Одним залпом он допил остатки пива.

— Вы заслужили право на это.

Она была в слезах, когда выходила из лифта. Онждал ее в вестибюле, как заботливый отец, с той лишь разницей, что в кармане унего лежал пистолет тридцать восьмого калибра, о котором она, впрочем, ничегоне знала.

— Итак, какого вы мнения о профессии репортерапосле сегодняшнего дня?

— Я бы лучше пошла колоть свиней.

— По правде говоря, не каждый день бываеттаким насыщенным событиями. Иногда я просто сижу целыми днями за столом иназваниваю бюрократам, которые отвечают «без комментариев».

— Звучит великолепно. Давайте завтра этимзаймемся.

Он сбросил свои ботинки и положил ноги накровать. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Несколько минут они непроизносили ни слова.

— Вы знаете, что Луизиану называют еще штатомпеликанов? — спросила она, не открывая глаз.

— Нет. Я не знал этого.

— Это настоящий позор, поскольку пеликанов тамизвели еще в начале 60-х.

— Что с ними случилось?

— Пестициды. Они питаются только рыбой, а рыбаводится в речной воде, перенасыщенной соединениями хлора с углеводородом,образующимися в результате применения пестицидов. Дожди смывают пестициды сполей в ручейки, впадающие в речки, большинство из которых течет в Миссисипи.Когда рыба доходит до пеликанов, она оказывается нашпигованной ДДТ и другимихимикатами, которые накапливаются в жировых прослойках птицы. Немедленнаясмерть случается редко, однако во время голода или в плохую погоду пеликаны,орлы, бакланы оказываются вынужденными использовать свои внутренние резервы иначинают в буквальном смысле травиться своими собственными жирами. Если они неумирают, то теряют способность к воспроизводству. Их яйца становятся настолькохрупкими, что трескаются во время высиживания. Вы знали об этом?

— Почему я должен был об этом знать?

— В конце 60-х в Луизиану начали завозитькоричневых пеликанов из южной Флориды, и с годами их поголовье стало постепенноувеличиваться. Однако эти птицы все еще в опасности. Сорок лет назад ихнасчитывались тысячи. Кипарисовое болото, которое Маттис собирается уничтожить,является местом обитания всего нескольких десятков пеликанов.

Грэй обдумывал услышанное. Она ненадолгозамолчала.

— Какой сегодня день? — спросила она наконец,не открывая глаз.

— Понедельник.

— Сегодня неделя, как я уехала из НовогоОрлеана. Ровно две недели назад Томас и Вереек обедали вместе в Вашингтоне. Этобыл, безусловно, роковой момент, когда дело о пеликанах перешло из рук в руки.

— Вчера было три недели, как от рук убийцпогибли Розенберг и Джейнсен.

— Я была невинной студенткой-юристкой,занимавшейся своими собственными делами и имевшей чудесный роман со своимпрофессором. Думаю, что те дни уже не вернуть.

«Юридический колледж и профессора уже невернуть», — подумал он.

— Какие у вас планы?

— Никаких. Мне хочется только одного:выпутаться из этой истории и остаться живой. Я куда-нибудь сбегу и спрячусь нанесколько месяцев, а может быть, лет. У меня достаточно денег, чтобы скрыватьсядолгое время. Если настанет такой момент, когда я не буду озираться, то, можетбыть, вернусь назад.

— В юридический колледж?

— Не думаю. Юриспруденция утратила для менясвою привлекательность.

— Почему вам хотелось быть адвокатом?

— Идеализм и деньги. Мне казалось, что я смогуизменять мир, да еще и получать за это деньги.

— Но адвокатов уже хоть пруд пруди. Почему всеэти вундеркинды так и прут в юридические колледжи?