– Я тебя… хр… фр…, – Зотов подавился, грязные, воняющие ружейным маслом пальцы затолкали в рот помойную тряпку. Он попытался лягнуть Павленко, угодив куда-то в бедро.

– Шустрый какой, – добродушно пробасил Павленко. – Рыпаться станешь, я тебе ноги сломаю, усек? А теперь полежи, помолчи. Молчание - золото!

Сторож врезал на прощанье по ребрам и вылез из ямы, лестница с чавканьем выдернулась из сгнившего месива и исчезла, отсекая единственный путь. Зотов вскочил, бросился мстить и опоздал. Сука! Кляп, сунутый за зубы, был ужасен на вкус. Зотов попытался вытолкать тряпку языком и быстро сдался. Сам дурак, вот зачем Павленко спровоцировал? Сиди теперь… Ну ладно, надо было попробовать. Руки, стянутые за спиной, нещадно свело. Зотов шагами измерил узилище, восемь шагов от стены до стены, царские хоромы. Склад чтоли какой? Зотовохранилище... Мысли сами собой возвращались к Кольке и партизанам приданным Марковым группе Решетова. Эти люди оказались, по сути, заложниками и была в этом часть и его, Зотова, вины. Мог запретить Кольке, мог отговорить, но кто тогда знал? Каких–то десять часов назад все было просто: вот друг, а вот враг, а сейчас… сейчас все смешалось…

Время тянулось иссушающе медленно, сторож изредка шаркал вокруг узилища, ворчал и возился. Зотов ждал, что он захрапит, но напрасно, бойцы у Решетова дисциплинированны до безобразия, всегда его группу в пример ставили остальным. Небо потихоньку светлело, звезды угасали и блекли, словно присыпанные пеплом, ощутимо похолодало. Сырой мозглятиной тянуло от кирпичей. В могильной тишине, увитый туманами, рождался робкий рассвет. Зотов нервничал, поминутно прислушиваясь и замирая. Нестерпимо хотелось пить. Он ждал, часы тикали.

Наверху зашевелился Павленко, решив покурить в сотый раз, забренькал спичечный коробок.

– Отсырели, м-мать, – выругался сторож и неожиданно повысил тон. – Эй б…

Договорить не успел, голос оборвался, послышалось сырое бульканье и сдавленный хрип, тот приятный звук, когда человека режут живьем, на землю словно мягко опустили мешок муки или зерна. Неужели кавалерия прибыла? Зотов поднял голову так, что заломило шею. На фоне предрассветного неба маячила размытая тень.

– Витя? – прошептал Карпин. – Витя, ты тут?

Зотов, едва не лишившись от радости чувств, замычал по-коровьи в ответ.

– Ясно, – плечи и голова, укутанные в капюшон маскхалата, исчезли. Наверху зашуршало, в яму медленно съехала лестница, а по ней человек. Сильные руки ощупали Зотова и резко развернули спиной, разрезанная веревка ослабла. Зотов вытащил вонючий кляп изо рта и надсадно закашлялся, его нестерпимо тянуло блевать.

– Долго вы, – поморщился он, растирая перерезанные веревкой, кровоточащие запястья.

– Сам сказал, не раньше, чем за час до рассвета, не? – возразил Карпин.

– Ты, случаем, не прокурор?– посетовал Зотов. – К каждому махонькому словечку привяжешься. А я тут, между прочим, страдал.

– А мы не страдали? – фыркнул Карпин. – Думаешь, легко было эту чертову яму в темноте отыскать? Ты тут Ваньку валял, а мы всю ночь по лесу на брюхе за вашим величеством ползали, чтобы не дай божечки из виду не потерять, измызгались, как сатанята, Степан недоволен тобой.

– Переживет, – отмахнулся Зотов. – И никакого Ваньку я не валял, а вот Витьку пинали и здорово!

–А если тебя бы убили? – обеспокоился разведчик.

–Ну не убили же, – бодро отозвался Зотов. – Я все ж птица высокого полета, таких живьем надо брать.

–Пошли, птица, – Карпин ловко вскарабкался по шаткой лестнице.

Зотов без всякого сожаления покинул обжитый и такой уютный подвал. Темнота наверху превратилась в серую предрассветную хмарь. Под ближайшим кустом нахохлился Шестаков с карабином в руках и неизменным обрезом в самодельной кобуре у бедра. Шагах в двух от него, в жухлой траве, распластался Павленко. Закурить сторож не успел, кровь, натекшая из вскрытого горла, казалась чернее чернил.

– Здорово, полководец, – шепнул Шестаков, не отрывая взгляда от церкви.

– Здорово, – поприветствовал Зотов, вслушиваясь в гнетущую тишину. Маленький побег, кажется, прошел незамеченным. Четко сработано и по плану. А кто план придумал? Мозговой центр!

Он кивнул на мертвеца.

– Все балуешь, Степан?

– Это Мишка, –наябедничал Шестаков. – Ему человека прихлопнуть, что муху.

– А нечего хлебалом на посту щелкать, – ощерился Карпин, вручая Зотову немецкий автомат и подсумок на три магазина, наследство покойного Павленко. – Если в яму тебя упекли, значит все подтвердилось?

– Это Решетов, – хмуро подтвердил Зотов. – Он и его группа агенты абвера. Хотят командиров в фарш покрошить и уйти.

– От, сука. Никогда он мне не нравился, – сплюнул Шестаков. – Я всякую гниль издаля чую.

– Тебя с собой? – осведомился Карпин, предательство Решетовавнешнего воздействия на него не оказало.

– Ага, в качестве вишенки на торте. Подарок начальству, – Зотов нервно рассмеялся. – Как обстановка?

– Одиночные посты по периметру, – деловым тоном отчитался лейтенант. – Решетов за ночь проверял дважды, теперь сидит в церкви и не высовывается. С ним кто-то есть, не поняли в темноте.

– Кузьма.

– Ага, я и говорю. Мы кругом пошарили, ох и странные дела творятся в здешнем лесу. После полуночи погудел самолет на сверхмалой. В три часа от церкви дали световой сигнал, а с опушки ответили. – Карпин указал на северо-восток, в сторону угрюмо темнеющего ельника. – Мы доразведали, болото пузом перепахали, так ты не поверишь, там вооруженные люди, немецкая речь. По численности данных нет, близко мы не совались. Люди Решетова их пропустили, хотя пост там стоит. Теперь ясно зачем.

– Немцы? – изумился Зотов. – Откуда?

– Я знаю? – пожал плечами Карпин. – Просочились. Что делать будем?

– Может в отряд, за подмогой? – спросил Шестаков. – Я мигом. Пущай Марков сам постарается.

– Маркова я предупредил в этот квадрат нос не совать, – признался Зотов. – Придется выкручиваться самим.

– Господи, – Шестаков страдальчески закатил глаза. – Царица Небесная, ну за какие грехи?

– Решетова хочешь брать? – понятливо спросил лейтенант.

– Угу, – Зотов указал глазами на храм.

УмничкаКарпин, не задавая лишних вопросов, ужом ввинтился в заросли терновника. Живы будем, надо лейтенанту памятник в бронзе отлить. Шестаков обиженно сопел за спиной. Росистая трава тихонечко шелестела, среди кустов торчали остатки старых фундаментов, изглоданных ветрами, временем и дождем. Туман рассеивался и полз по урочищу грязными лохмами, небо на востоке пронзила золотистая полоса, храм словно парил в предрассветной дымке, не