Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь?! — она растёрла руками тушь, и та осталась на ей бледной коже чёрными разводами. — Как на картину в художественной галерее. А я не картина! И не произведения искусства!
— Конечно, ты не картина. Ни одна картина и ни одно произведения искусства с тобой не сравнятся, любовь моя. Меня привлекает в тебе не только твоя удивительная внешность, я хочу знать тебя всю, я хочу выучить тебя наизусть, — он поцеловал каждый пальчик на ей маленькой руке.
— Уходи, Йенс, уходи! — она заплакала ещё сильнее.
— Но почему, милая? — разбитым голосом спросил Ольсен, уткнувшись лбом в её ладони.
— Уходи. Прошу, уходи, — снова слабо попросила Эрика.
— Я не уйду, если ты не скажешь, почему я должен.
— А я не обязана тебе объяснять! — сорвалась на крик Ричардсон. Она грубо вырвала из его хватки свои руки и влепила ему бойкую пощёчину. От силы удара Ольсен даже отвернулся в сторону, из носа потекла тонкая струйка крови, и мужчина проматерился, слегка согнувшись от боли. — Уходи! Иначе пристрелю!
— Стреляй! Умереть от твоих рук — высшая награда, — он поднял на неё измученный взгляд, попутно пытаясь остановить кровь.
— Уходи! — она завизжала, но за пистолетом не потянулась. Зато стала несильно бить его по плечам, по груди и рукам, Йенс не отмахнулся ни от одного удара.
— Бей, сколько хочешь! А я всё равно буду тебя любить!
Ольсен плохо помнил, чем закончился вечер, в уме остались лишь гангстеры, которые утаскивали его в машину, покрасневшее от слёз прекрасное лицо Эрики и собственные рыдания на заднем сиденье автомобиля.
•••
Radiohead — All I Need
Мысли в голове стали вязкими и неподъёмными, тело — неповоротливым и бесполезным. Всё, что он мог — это лежать на диване и глотать от отчаяния горькое пиво. Долгожданный выходной обрушился на него катастрофой, в доме пусто и тихо, лишь стрелки старых часов издавали оглушающе громкий звук своего хода. Оливер за стенкой наверняка делает домашнее задание и попутно готовится к своему свиданию-не свиданию.
У него целая жизнь впереди, у него точно всё будет хорошо, а Йенсу остаётся лишь разлагаться в гостиной своего доме в окружении старых бутылок и клочков бумаги. Никогда ещё он не чувствовал себя настолько одиноким и покинутым. Казалось бы, одиночество преследовало мужчину всю его сознательную жизнь. Он не чувствовал себя значимой частью семьи, потому что родители всегда смотрели с осуждением и, может быть, даже с отвращением. Он не заслуживал быть частью уважаемой в городке семьи Ольсенов, в итоге — всего лишь стал белой вороной, разочарованием. В семье не без урода. Он не заслуживал быть с Дортой — слишком чудесной для него девушкой, слишком приличной, слишком порядочной с, разумеется, большим будущим. Он не заслуживал влиться в это ебаное общество.
Но Йенс редко придавал этому излишнее значение. Когда-то ему хотелось стать частью чего-то более значимого, но время шло, и Ольсен уже понимал, что способен терпеть нелюбимую работу, ненавистный дом и пронзительные визжания матери. Йоханесс всю свою сознательную жизнь был чертовски одинок, но зато никто не помыкал им, как мать отцом, никто не пилил мозги, не заёбывал за лишнюю выпитую бутылку пива. Можно сказать, что Ольсен уже привык к подобному образу жизни, более того, всё же у него был Оливер — мальчик, который в нём нуждался.
Но Расмуссен подрастал. Йенс только сейчас начинал ощущать то, что, оказывается, прошло уже довольно много времени. Даже с их переезда. Ольсен хотел для сына всего самого лучшего, но мысль о том, что Олли через каких-то пару лет станет совершеннолетним, пугала до паники. Потому что потом Йенс останется совсем один. Ещё немного, и Эльфрида наверняка выйдет замуж за своего мудака, а там — и дети пойдут.
И Йоханесс останется один. В этом маленьком доме со свисающими в углах обоями, со скрипучем полом, с постоянно ломающимся телефоном. И если раньше у Ольсена был достаточно банальный план: завалить себя работой, а после работы тупо напиваться до состояния овоща, чтобы не чувствовать пустоту, то сейчас Йенс вдруг понял… что это не поможет.
Это не поможет, потому что в его дурную голову плотно въелась мечта. Просыпаться по утрам и видеть рядом на подушке разбросанные длинные волнистые волосы, которые обязательно лезут в рот, обязательно щекочут случайными касаниями плечи. Открывать шкаф и видеть висящие на вешалках рядом со своими рубашками в клетку красивые платья. Ворчать, что шкаф скоро лопнет от обилия одежды. В прихожей на полке видеть туфли на высоких каблуках. В ванной видеть расставленные тюбики с чёрт знает какими кремами, бояться до паники уронить и разбить какую-нибудь дорогую палетку. Чувствовать, как нежные маленькие руки завязывают галстук, потому что Йенс сам так и не научился. Слышать лай собак-каннибалов. Наливать чай не в одну, а в две кружки. Находить волнистые волосы в ванной, на диване, на полу — везде. Засыпать поздно ночью из-за долгих поцелуев и ласк. Просыпаться раньше, только чтобы увидеть Её безмятежное лицо.
Мечта Йоханесса была действительно несбыточной, но оттого такой мучительной и желанной. По сути, если без лирики, то его мечтой была Эрика Виттория Ричардсон. Всегда и навечно. Она — всегда бегущая вдаль, всегда вздрагивающая и вспыхивающая, стоит ему приблизиться, всегда недоступная и всегда безумно любимая. Это было даже забавно. То, как долго он сохранял полное безразличие к женскому полу, но стоило появиться Ей — и он сошёл с ума. От её бирюзовых глаз, от её рассыпанных по телу родинок, от её длинных ресниц, от её носика с небольшой горбинкой.
Глоток пива, и Йенс чувствует, как по лицу текут слёзы. Эрика больше не захочет его видеть. Он испортил всё своими собственными руками, напугал. Ричардсон не нужны были чувства мужчины. Он не оправдал ожиданий, он не оправдал её доверия, он всё испортил. Эрика наверняка запросто найдёт другого, того, кто легко справится со всеми задачами и не нарушит заданный алгоритм. Йоханесс был готов пережить ещё тысячу нападений на него с оружием, миллиард её истерик, лишь бы осталась рядом.
Но этого не произойдёт.
Потому что Ольсен — не то, кто ей нужен. Ричардсон не искала любви и не искала отношений. Она изначально видела в нём исключительно возможность расслабиться и отключиться. Но Йенс жадный, и от собственной жадности его тошнит. Ему мало целовать её