Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И тем не менее все было ясно, – сказал Карбальо.
– Как так? – удивился я.
– Сами не видите? Ясно, как божий день – там сидел третий убийца.
– Тот самый, кто орудовал кастетом?
– Именно. Должен был нанести удар топориком – его потом случайно обнаружили неподалеку. Но он им не воспользовался, а бил кастетом.
– И Ансола сумел доказать это?
– Нет, – ответил Карбальо, – но то, что ему удалось, было не хуже.
В конце своего выступления Ансола почувствовал, что участие Эмилио Бельтрана в убийстве доказано. «Он был близок к Галарсе и Карвахалю. Он жил с ними, он произносил угрозы в адрес генерала Урибе и затем предложил свидетелю Санчесу принять участие в покушении. Этот человек должен быть взят под стражу. Для того чтобы лишить человека свободы, достаточно иметь состав преступления и неоспоримые улики. В данном случае в отношении Бельтрана наличествует и то и другое. – Затем он обратился к адвокату обвиняемых: – Вам не кажется, что Бельтран должен быть препровожден в тюрьму? Иначе говоря, вы не находите странным, что ваши клиенты сидят, а этот человек разгуливает на свободе? Не считаете ли вы, что его место рядом с Галарсой и Карвахалем?» И публика разразилась рукоплесканиями, когда адвокат ответил: «Считаю». Тогда Ансола задрал голову, словно обращался к высокому своду потолка и деревянным стропилам, и победно объявил:
– Исходя из всего вышеизложенного, мы можем сделать вывод, что в убийстве принимало участие еще одно лицо. Теперь дело за стороной обвинения.
– Зал взорвался аплодисментами, как на народном празднестве, – продолжал Карбальо. – Вы представьте себе это, Васкес, представьте: Ансола только что наглядно показал, что обвинительное заключение не выдерживает никакой критики. Это была половина победы. До той минуты истинные виновники пребывали в безопасности, потому что их имена не значились в обвинительном заключении и дела против них возбуждено не было. Иными словами, Акоста и Корреаль были надежно прикрыты им, как щитом. Теперь Ансола выбил его у них из рук. Теперь могло произойти все что угодно. И Ансола бросил все свои силы на то, чтобы это произошло. Мальчуган был взвинчен до последней крайности, радостно взволнован до предела. И знаете, что я вам скажу? Именно из-за этого его в конце концов смешали с грязью. Он слишком рано решил, что все теперь в его руках. И когда что-то пошло не так и произошел сбой, он утратил контроль над ситуацией. Признаюсь вам – со мной некогда случилось то же самое.
Крушение Ансолы происходило так.
После победы, одержанной над прокуратурой, он, вероятно, счел, что теперь ему открыт путь к тому, чтобы в новом обвинительном заключении появились имена Педро Леона Акосты, Саломона Корреаля и отцов-иезуитов. Начать он решил с Акосты, потому что публикация книги «Кто они?» привела к одной интересной встрече. В феврале, как удалось установить Карбальо, к Ансоле подошел некий итальянец по имени Веронези и сказал ему, во‑первых, что прочел его книгу, во‑вторых, что сам он – лишь гость великого колумбийского народа и не намерен соваться в чужие дела, и, в‑третьих, что это никак не помешало ему в свое время услышать рассказы уважаемых людей про убийство генерала Урибе. Среди них была одна женщина, работавшая на Веронези. Ее звали Долорес Васкес, и она видела нечто важное. Не исключено, что это покажется важным и сеньору Ансоле.
Долорес Васкес оказалась старушкой в темной шали, с писклявым голосом и мягкими манерами – одной из тех, кого называют «не от мира сего» и кто на расстоянии кротко созерцает все его зло. Несколько лет (с перерывами) она работала на Веронези, а жила неподалеку от «Пуэрто Коломбия», кабачка, где в канун покушения встречались убийцы. Можно себе представить, как счастлив был Ансола обнаружить ее. Задолго до выхода своей книги он подозревал, что в этом заведении часто бывали Галарса и Карвахаль и что к ним туда приходили другие, чтобы обсудить план убийства – однако доказательств у него не было. А Долорес Васкес рассказала об элегантных господах, встречавшихся там с убийцами, особо отметив одного, который неизменно ходил в цилиндре и в пальто. Появился он там и незадолго до убийства. Ансола спросил, не Педро ли Леона Акоста она имеет в виду, но старушка ответила, что не знает его в лицо. Ансола раздобыл старую – еще времен заговора на президента Рейеса – фотографию, под вечер принес ее в лавку сеньора Веронези, и сеньора Долорес, поглядев на пожелтелую газетную вырезку, сказала, что наверное сказать не может, но узнает его, если увидит вживуе. Ансола решил устроить эту встречу в «Салон-де-Градос».
Но в тот день, когда Долорес Васкес предстояло узнать Педро Леона Акосту, произошло нечто непредвиденное. Если верить сообщению, опубликованному в газетах Боготы, к Ансоле, дожидавшемуся разрешения войти в «Салон-де-Градос», приблизился какой-то господин в перчатках и с тростью. «Поздравляю, – сказал он злобно. – Пожинаете плоды своей деятельности». Оказалось, что скоропостижно скончалась мать генерала Акосты. Публика винила в этом Ансолу, но не это было самым главным, а то, что перед началом заседания секретарь суда прочел телеграмму, которую Акоста отправил одному из своих близких друзей:
Только кончина моей горячо любимой матери, после тяжкого недуга сегодня в 10 утра испустившей последний вздох, и причиненная этим скорбным событием душевная боль могли помешать мне исполнить мой гражданский долг. Сообщите об этом судье, поскольку лишь он вправе освободить меня от него.
И потому Акосты не было в зале, когда Долорес Васкес вызвали для дачи показаний. Разочарование Ансолы было, судя по всему, невыносимым. Письменных свидетельств о том, какие горькие чувства он испытывал, не осталось, но я могу представить себе, как он предвкушал, входя в «Салон-де-Градос», что сегодня виновные наконец получат по заслугам, что с них окончательно будут сорваны маски и что колумбийскому правосудию больше ничего не останется, как противостоять сильным мира сего. Думал он, вероятно, и о том, что этот день станет кульминацией его четырехлетних усилий, трудностей и жертв и что судьба, не склонная платить свои долги, воздаст ему должное за то, что он превратился в изгоя. Ожидания его не сбылись: судьба оказалась к нему немилостива. А, может быть, наверное, думал Ансола, дело не в судьбе, а в его могущественных недругах.
(Во всяком случае Карбальо полагал так: произошла утечка информации, стало известно, что именно собирается заявить Долорес Васкес и кто она такая, и что она уже успела рассказать, и все эти слухи привели в движение силы, направленные на то, чтобы Педро Леон Акоста на заседании суда не появился. Не без смущения, – поскольку все же он, а не я, расследовал это дело, у него, а не у меня, имелись документы, – я сказал ему, что никто не станет инсценировать кончину матери ради того, чтобы не прийти на такой громкий процесс. «Эти люди способны и не на такое», – ответил мне Карбальо.)
Горькое разочарование Ансолы еще усилилось от того, что Долорес Васкес оказалась просто великолепной свидетельницей – из разряда тех, что очаровывают публику и обезоруживают противную сторону. Она поведала, что в течение нескольких месяцев, предшествующих убийству, по вечерам работала в лавке сеньора Веронези на Девятой калье напротив моста Нуньеса. А жила она в те дни совсем рядом от кабачка «Пуэрто Коломбия» и в самом близком соседстве с квартирой, занимаемой тогда Хесусом Карвахалем. В ночь на 1 декабря, часов в одиннадцать, она завершила свои уборщицкие труды в лавке Веронези, заперла ее и отправилась домой. А возле дома встретила соседа и вместе с ним стала ждать, когда кто-нибудь им откроет, и в этот самый миг увидела, как человек в элегантном пальто и в цилиндре стремительно прошел мимо и постучал в дверь Карвахаля. С этим господином был какой-то паренек, который нес под мышкой бесформенный пакет. Дверь Карвахаля открылась, оба – человек в цилиндре и этот его спутник, или помощник – торопливо вошли.