– Слишком много времени прошло с тех пор… кажется, что целая вечность, а на деле… – Клэр тяжело вздохнула, прокручивая в памяти события, которые ломали ее изнутри. – Твои усы, – резко заметила она, не сводя с него глаз. – Разве гусар может быть без усов?

– Следующим моим горем после новости о твоей гибели была необходимость сбрить их, так как под маской волосы всё время затрудняли дыхание. – Они одновременно рассмеялись, и постепенно тихое хихиканье переросло в яркий прерывистый смех.

– Ты даже представить не можешь, как я скучала по тебе, – вдруг сказала Клэр. Его взгляд остановился на её губах, а смех тут же прервался.

– Сейчас ты сделала меня ещё счастливее, чем я есть. Теперь моё существование полностью оправдано. Прежде я не ценил жизнь. Я скучал не меньше, Клэр.

Мишель виновато хмурился. Он, как и прежде, казался несломленным, статным и гордым, однако Клэр усмотрела в нём явное презрение к самому себе.

– Вопреки всему, нам снова придется расстаться?

Мишель лишь угрюмо кивнул.

– Меня будут искать. Мы проедем Гамбург, а в Любеке я посажу тебя на корабль. К вечеру следующего дня ты будешь уже в Петербурге. Убедившись в том, что ты благополучно покинула порт, я сменю лошадь и что есть мочи ринусь в Тюильри. Объясню Наполеону все как есть. Расскажу, что больше суток гнался за вами двумя, но так и не настиг.

– Ты веришь в то, что он тиран?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что мне кажется, будто из двух императоров страшнее тот, кому мы служим. За всё время, пока я находилась при дворе Бонапарта, я не заметила в нём дурных черт хуже тех, которыми обладал Александр Павлович.

– Ты, слава богу, не знала Наполеона так близко, как я. Он не плохой человек, но его мышление… Идеи. Его правила, его феноменальный дар возвышать и доводить до идеала всё, к чему он прикасается, имеют разрушительные последствия. – Мишель искривил брови и устало выдохнул: – Мы были нарочно разлучены, сгорали от горя. И после столь длительного времени говорим с тобой не о нас, а о политике…

– Видимо, мы безнадежно влипли… – сказала она невпопад.

– Быть может, нам о стольком нужно друг другу сказать, что и слов не найти?

– Я всё еще злюсь на тебя, Мишель! Не знаю… люблю тебя или ненавижу.

Он ничего не ответил, только горько улыбнулся и вновь погнал лошадей вперёд.

Несмотря на прохладный январский ветер, обе лошади были мокрыми от бесконечно долгой дороги. Как и говорил Мишель, к заходу солнца они достигли порта Любека.

В гавани на тёмной морской воде стояли суда всех размеров и цветов, от маленьких невзрачных лодочек до массивных парусных бригов с пушками. Мишель вел лошадь Клэр за собой вдоль извилистых улиц и что-то выискивал синими глазами, переводя взгляд с двери на дверь. Клэр тем временем, задрав голову, осматривала белокаменную крепость с высокими шпилями. Её мышцы на ногах ныли от боли.

Наконец Мишель нашёл то, что искал. Он придержал лошадей и, словно не чувствуя усталости, резко выскочил из седла.

– Смелее! – сказал он, заметив, что Клэр еле держится верхом, после чего протянул к ней руки.

– Что это за место?

– Прошу тебя, – с озабоченной раздражённостью прервал её Мишель, – не вспоминай наш язык, пока не сойдешь в порту Петербурга.

– Угу… – промямлила она и поплелась в небольшой красный домишко за ним.

Пока Клэр стояла в углу, повесив от усталости нос, Мишель о чём-то договаривался с местным жителем. Наконец они обменялись какими-то предметами, поклонились друг другу и разошлись.

– Слава богу, поспели точно к отплытию. Скорей! – Мишель взял Клэр за руку и повёл к кораблю, на котором ей следовало отправиться.

– Я поплыву только с тобой! – вдруг заявила она и, словно испуганный ребёнок, упёрлась, не желая идти дальше.

– Клэр. На это у нас нет времени.

– Мишель! Умоляю, поплывём со мной?

– Я ведь объяснял тебе, я не в силах сделать это сейчас. Но обещаю, что вскоре найду способ вернуться к тебе! Слышишь?!

– Там, куда ты меня отправляешь, я буду ещё в большей опасности, чем в Тюильри. Что я скажу императору? Что мне рассказать ему про Франсуа?

– Я отпишу Александру Павловичу. Он не причинит тебе вреда, будь уверена! Я изыщу момент и найду тебя! Умоляю, будь при императоре, просто дождись.

Мишель схватил её обветренные руки и горячо их расцеловал. Он сжимал их своими большими ладонями с такой любовью, что Клэр не смогла сдержать подступающие слёзы.

– Мне страшно от мысли, что я тебя снова потеряю…

– Этого не случится, клянусь.

– Пожалуйста!.. – умоляла она, сжимая его руку.

– Это невозможно.

– Ты же любишь меня?

– Если бы все жили одной любовью, мир превратился бы в пустыню. А теперь иди, – выдержав паузу, сказал он, поджав губы, – это твой билет. Предъявишь его на входе, но не отдавай до конца пути. У тебя будет место в отдельной каюте. На борту будут и другие пассажиры, поэтому можешь не волноваться за свою безопасность. Вот немного денег, этого хватит на дорогу. Пусть Бог тебя хранит, любимая! – Он дал волю чувствам и позволил себе обнять её на глазах у собирающихся на корабль людей.

– Нет! – возразила Клэр и, высвободившись из его рук, прижалась к нему губами.

Мишель ответил ей, но совсем скоро отстранился. Лишь мгновение спустя она поняла почему. В Мишеле было слишком много чести, чтобы он позволил дать волю чувствам на глазах у зевак.

– Прошу! Иди же… моя душа вот-вот разорвётся на части, – всё повторял он шёпотом.

– Я буду ждать тебя, – сказала она на прощанье, но не услышала ничего в ответ.

Частички соли пропитали воздух, так что казалось, что запах морской воды присутствует повсюду. Паруса раздувались от резких порывов. Клэр стояла на палубе и вдалеке ещё видела очертания знакомого силуэта. Корабль раскачивался, разбивая чёрные волны на крохотные брызги. «Я больше ничего не чувствую, не ощущаю боль в душе от разлуки… словно и нет у меня больше души. Я ничто».

Глаза устремились вверх. Облака, напоминающие рыбью чешую, неслись вдогонку за кем-то. Клэр убирала с лица волосы, что трепал суровый ветер, пока руку не стало сводить от холода. Морской ветер выл, кусал кожу.

Как и наказывал Мишель, она закрылась в своей крохотной каюте с круглым окном и, рухнув на кровать, мгновенно уснула под тяжестью минувшего дня.

Наутро она с трудом открыла глаза, размыкая слипшиеся во сне солёные ресницы. Когда Клэр проснулась, то ощутила свинцовую боль по всему телу. Она пыталась шевелиться, превозмогая неприятное напряжение