— Я не жрец и не знаток чужих чувств, госпожа Ирмас. Но не зря же он столько лет скрывался, меняя город за городом, женился только к старости, хранил подарок Эльзы.

— Не находил себе места?

Реджис согласно кивнул.

— Тогда почему не явился к леди Джосет? Не попросил прощения?

— Вероятно, догадывался, на какую встречу рассчитывать. Леди долгие годы вынашивала месть, думала, планировала. Просто упасть в ноги и плакать от раскаяния бы не помогло. К тому же, Обен прекрасно понимал, что натворил. Стыд и вина гнали его дальше и дальше.

— Если возможно избежать наказания, почему бы не рискнуть? — полушутливо добавил Анри. Здесь в его искренности сомневаться не приходилось.

— Вы представить не можете, сколькие думают также, — проговорил Реджис.

Слава светлым богам, бухгалтеру хватило ума не продолжать пространные рассуждения о пользе возможностей и их последствиях. Более неудобной темы для беседы в его случае придумать невозможно. Если только спросить, какие приговоры выносят за подделку документов.

Сославшись на позднее время, Реджис предложил оплатить угощение. Я отговорилась «за счет заведения», получила сонный и крайне недовольный взгляд Анри и отправилась проводить припозднившихся гостей. Лейтенант Лоуп сразу попрощался и ушел, а дознаватель задержался.

— Фонарь горит очень ярко, — заметил он, поднимая голову к вывеске, чуть покачивающейся на ветру.

— Люка Фабрис поджег фитиль несколько дней назад. Не думала, что хватит надолго.

Все до единого заведения на улице были закрыты. Кое-где в окнах горел свет — обитатели здешнего района предпочитали ложиться рано. Если бы не шум со стороны порта, таверна бы погрузилась в тишину, нарушаемую только лаем собаки во дворе по соседству.

— Боитесь, я причинил ему вред?

— Боюсь, — призналась в ответ.

— Я же сказал, что не сделаю этого нарочно.

— Сказали. Но откуда мне знать? Господин Эрван, я никогда не имела дел с… с такими как вы. Не представляю, как проходят допросы. Знаю — иногда они заканчиваются плохо.

— Порой случается. Но Люка не сопротивлялся, не пытался лгать или увиливать — облегчил задачу нам обоим.

— Вы велели сказать правду как старухе Розелл?

— Не совсем.

Реджис находился в нескольких шагах, и в желтоватом свете фонарей выглядел старше и печальнее, чем пару минут назад в зале за столом. Может, я снова его задела? Тогда почему не уходит?

— Я никогда не подвергалась воздействию. Не представляю, каково это.

— И не нужно, — покачал головой Реджис.

— Почему же? Мне интересно. Покажите.

— Нет, госпожа Ирмас.

— Я никому не скажу. Честное слово.

— Нет.

— Это ведь не запрещено. Покажите, прошу.

— Поверьте, вам не нужно этого знать.

Возможно, всему виной плохое освещение и моя усталость, но на лице Реджиса промелькнуло нечто такое, от чего стало не по себе. Почему он упорно отказывается объяснить простейшее из своих умений? Всего мгновение, и я, быть может, перестану беспокоиться о Фабрисе.

— Один раз, мастер дознаватель. Хочу понять, как это происходит. Прошу, в качестве научного эксперимента.

— Вы не уйметесь, верно?

Я покачала головой.

Реджис недовольно выдохнул, затем посмотрел на меня и тихо произнес:

— Подойдите.

Мир померк, погрузившись в болезненно звенящую тишину. Дома, фонари, облака в небе, скрывающие луну, мощеная дорога под ногами — все расплывалось смазанными пятнами. Собственное тело вдруг показалось чужим, тяжелым и не способным исполнить простые вещи вроде отвести прядь волос, щекотавшую ухо. Одна за другой обжигали волны озноба, справиться с которым не представлялось возможным — руки не слушались, не тянулись к плечам поправить накидку и немного сдержать холод.

Мысли стали едва различимыми словно далекая музыка. Остался лишь голос и его обладатель. Только он был важен. Только к нему я стремилась, не зная почему. Тело обретало былую легкость лишь следуя приказу. Шаг, затем еще, еще. Я не хотела, не понимала, сопротивлялась, но чувствовала облегчение при каждом движении.

Потом на плечо легла твердая рука.

— Довольно, — прозвучал голос.

Мир обрел привычные очертания, мысли прояснились, тело стало послушным, а ноги, обретя прежнюю силу, подвели, и я оступилась.

— Св-ветлые боги… — ладони стали ледяными, и я поднесла их к губам, чтобы согреть. — Д-да в-вы ж-же…

— Теперь представляете? — перебил Реджис. — Надеюсь, больше экспериментов не захочется.

Ни в одном учебнике, ни на какой из лекций не говорилось, насколько страшным может оказаться дар. Преподаватели зачитывали сухие выдержки из текстов, в которых все выглядело и объяснялось слишком обыденно, зачастую скучно. Подробные описания попадались в мемуарах и воспоминаниях, но наставницы их не советовали. Почему? Пытались уберечь или переубедить? За годы обучения я встречала студентов и выпускников Главикуса, работала с ними. Но представить не могла, на что они иной раз способны. Обычные люди, как я, из плоти и крови.

— В-вы бы могли править миром, — проговорила, справляясь с дрожью и плотно запахивая накидку.

— На целый мир меня не хватит, — коротко усмехнулся Реджис. — С вами все хорошо?

— Да. И, если еще попрошу об эксперименте, не соглашайтесь ни за что.

— Договорились.

Ужасающее ощущение собственного бессилия и полного подчинения чужому приказу долго не забудется. Ясно, почему переменилась в лице Розелл и горше заплакала вдова Обена. Возможно, они до конца не поняли, но наверняка почувствовали.

— Всегда так делаете?

— Нет. На вас я воздействовал даже не вполсилы.

— То есть это не предел? — я снова вздрогнула. — Тогда почему вы… Нет, не так… Вы можете подчинить любого, но служите и соблюдаете устав? Вы бы могли добиться чего угодно.

— И что, по-вашему, следует делать? Заставлять других плясать под собственную дудку? Думаете, за столько лет я не пробовал? Это забавляет первые несколько дней, потом приходит скука, за ней отвращение.

— Но вы обладаете властью над людьми. Простите, я просто пытаюсь осмыслить.

— Дар — не игрушка, а инструмент госпожа Ирмас. Вам ли не знать?

Голос Реджиса звучал разочарованно и будто обреченно. Вспомнил плохое? Или окончательно убедился в моей неспособности мыслить разумно? Нет, я понимала, какая ответственность на его плечах. Но знать о редком даре по учебникам и чужим рассказам — одно, а ощутить на себе — совершенно другое. Не понимаю, напугана я или поражена.

— С Люкой Фабрисом было так же?

— С ним не пришлось бы по-другому. Вы, вероятно, наслушались страшных сказок от старух на рынке, и решили, что я буду жестоко и безжалостно издеваться?

— В нижнем городе ходили байки, что это наивысшее удовольствие, — пожала плечами я. — Городской стражи боялись, но от людей со знаками грифона приходили в ужас.

— Тогда пополню вашу коллекцию страшилок. Среди людей со знаком грифона есть такие, кому я в подметки не гожусь. Прошу, больше не верьте глупостям.