Щёки Ирис порозовели.

— Он же из-за меня дрался на дуэли! И пусть не прикрывается очередным «долгом», я же чувствую — из-за меня, а не потому, что как-то надо обелить свою репутацию, как моего сопровождающего…

— У-у, как всё серьёзно-то, — пробормотала Аннет. — И не любишь, и отпускать не хочешь. А не боишься оказаться собакой на сене, что сама не есть и другим не даёт? Или что выйти за него придётся, рано или поздно?

Рыжая фея пожала плечами.

— Выйти за порядочного и умного, да ещё и красивого, и молодого, и во многом приятного тебе мужчину — не такая уж и беда, я тебе скажу. Знала бы ты, как мечтают об этом многие гурии Сераля, которые не особо-то рвутся на султанское ложе, боясь интриг, а то и отравы или кинжала из-за угла, или удавки во сне…

— Ого! — снова вырвалось у Аннет. На этот раз — совсем с иной интонацией. — А я-то думала — гаремные девы скромны и молчаливы, и даже удивилась твоей храбрости: как тебя угораздило с графом договориться…

— Гаремные девы… — Ирис сверкнула зелёными глазищами. — Ну да, вы, свободные франкские женщины, отчего-то думаете, что одалиски — забитые боязливые куклы: ползают у ног властелина и ни о чём больше не помышляют. Покорность, дескать, для них главное. А одна из таких гаремных дев когда-то отравила мою мать с новорожденными сыновьями. И рука не дрогнула! Другая — ради того, чтобы стоять за троном, едва не устроила государственный переворот, чуть не убив меня просто так, по ходу, чтобы не мешала. Я отделалась малым — остриженной головой, да разбитым сердцем, потому что считала свою приёмную мать погибшей. А ещё одна дева, в стремлении отомстить за меня, подкупила массажиста в наших банях, и после визита к нему моя обидчица скинула плод… Как тебе, а? Какие уж там мечты о любви! Либо держись за жизнь зубами, распихивая прочих, либо пытайся добиться такого вот спокойного тихого замужества, как наивысшего счастья в жизни. Поэтому-то мне, да и всем «подаркам» из Сераля, просто неслыханно повезло…

Её франкская подруга, не удержавшись, присвистнула. В минуты особо сильных потрясений сквозь обёртку безупречной маркизы так и прорывалась матросская закалка.

— Ничего себе! Да это ж… гадюшник! Совсем как при дворе!

— Поэтому, — подытожила Ирис, — мне, конечно, много чего хочется, но… Я уже поняла, что любовь — это такая редкость, которая, как настоящее сокровище, не всякому даётся. Что, если мне придётся искать её слишком долго? А у меня не так много времени.

Вскочив, Аннет порывисто обняла подругу за плечи.

— Что за глупости! Да у тебя вся жизнь впереди!

Ирис покачала головой.

— Ты просто не знаешь всего. Какая «вся» жизнь? Мне осталось полтора года, не больше, на то, чтобы выйти замуж и хотя бы забеременеть. Иначе Хромец пришлёт за моей головой; и поверь, это не фигура речи, так оно и будет, и никакие дружеские Договоры с вашим королём не помогут. Поэтому, если уж у нас с Филиппом де Камилле ничего не получится или если я не встречу кого-то ещё, кого полюблю всем сердцем, мне останется одна дорога — в монастырь. Только там, как Христова Невеста, я не буду опасна для наследников Тамерлана. Вот тебе и весь расчёт, Аннет.

— Но это же… навсегда, — ошарашенно пробормотала её подруга. — Постой, как — за твоей головой? Да кто он такой, чтобы… Ах, да… Понимаю. Но ведь навсегда, Ирис!

— Так что ж! Разве плохая жизнь у послушниц? Я точно также смогу заниматься целительством, травами, садом — всем, что люблю. Может, даже помогать в разборке рукописей университетам, обучать здешних женщин науке родовспоможения… Ты даже не представляешь, сколько всего доступно монахине: куда больше, чем замужней женщине! — Она невесело рассмеялась. — Правда, во многом и отказано; ну, да не страшно, приобретая что-то, мы неминуемо и теряем. Как видишь, я умею рассчитывать!

Аннет глядела на неё во все глаза.

— Вот ты какая… Да как у тебя это получается? Ты во всём умеешь найти…

— Выгоду? — усмехнулась феечка. Маркиза затрясла головой:

— Нет. Хорошее. В любом варианте…

И задумалась.

— Наверное, и я могу, — сказала вдруг. — В конце концов, у меня-то остаётся самое главное сокровище — сын! И не просто крыша над головой, а целый замок; а к нему — несколько деревень, и ежегодный доход, и… Будущее! Главное — подальше от местного гадюшника при дворе, вот это уж точно. Обойдёмся мы и без покровителей, и без высшего внимания. Как-нибудь. Я ведь хотела сегодня в последний раз поговорить с Генрихом, проститься, а сейчас думаю: не надо. Пусть себе живёт со своей Бесс, а нам вдали от него и всяческих интриг куда как спокойнее. Не поеду ни в какой Лувр. Наверняка уже Договор подписали, или сейчас подписывают…

***

Однако ни бывшей капитанской дочке, нынешней маркизе де Клематис, ни её подруге Ирис Рыжекудрой, даже в голову не могло прийти, что подписание долгожданного брачного Договора между королём Франкии Генрихом Валуа и королевой Бриттании и Ирландии Елизаветой Тюдор именно сегодня сделалось столь же нереальным, как виделось семь лет назад, когда Его Величество Генрих настойчиво пытался навязать в женихи «Рыжей Бесс» ещё не себя, а герцога Эстрейского. То есть, гипотетически о самой возможности брака Генриха можно было упомянуть и даже порассуждать. На практике же — у обеих сторон находились тогда серьёзные возражения.

Наисерьёзнейшие.

И, впрочем, далеко не «вдруг».

И дело было, в общем, не в приросшем к шлейфу Бесс Роберте Дадли, и не в таинственной фаворитке Генриха. Любовники и любовницы, рыцари и дамы сердца во все времена кружились у тронов, однако их присутствие ещё ни разу не помешало ни одной венценосной особе помнить о долге перед страной и династией, заключать выгодный брак и одарять свой добрый народ наследниками престола. Нынешний случай тяжело осложнялся политическими разногласиями между договаривающимися сторонами.

Король франков, никогда не скрывающий личного неприятия тирании Бриттании к Зелёному Острову, к крайне хамскому, по его собственному выражению, отношению засевших в Ирландии королевских ставленников и просто переселенцев, обживающих подаренные королевой земли, к местному населению, на протяжении почти семи лет брачных игр с Бесс долго и упорно пытался повлиять на нынешнее положение дел. Навязчивая эта идея была не блажью, не предлогом для вмешательства в политику чужого государства, но исходила из убеждения, что истинный Государь печётся о своих подданных одинаково рьяно, в каком бы отдалении от его столицы они ни проживали и в каком статусе ни находились: коренные ли жители его родины либо обитатели захваченных земель, колоний и иных областей, присоединившихся в результате политических или географических катаклизмов. Все они — предмет его заботы и внимания, над всеми простирается рука могучей Франкии и короля. Это, по его убеждению, совершенно нормальный и правильный порядок мироустройства, следовательно, так должно быть повсюду. Его Величество не возражал против своего будущего статуса принца-консорта при королеве-супруге, не претендующего никоим образом на её власть, но… собирался принять оный статус не раньше, чем убедится в должном (с его точки зрения) отношении Бесс ко всем своим подданным. Дабы в дальнейшем, так сказать, не провоцировать семейные скандалы на политической почве.