И, надо отдать должное, во многом преуспел.

Уже готовился проект Билля о допуске к управляющим должностям Ирландии представителей местного дворянства, которые призваны были потеснить занимающих тёплые и доходные места бриттов. Да дело, собственно, даже не в доходности, а в беззастенчивости, с которой соплеменники королевы тащили с собой родню и протеже, делились с ними жирными кусками и землями, не только выкидывая со своих наделов крестьян, но и местных аристократов могли турнуть из их же родовых замков, да ещё объявить вне закона…

Уже была достигнута договоренность — пока, правда, устная — об отмене казней «бунтовщиков», чья вина состояла лишь в том, что несчастные роптали против выселения из собственных хибар на страшные пустоши Коннахта, где голодная смерть поджидала каждого второго. Уже почти перестали отлавливать целые семьи и продавать в рабство, либо вместе с каторжанами отправлять в колонии Нового Света на чёрные работы. Уже прекратилась — во всяком случае, официально была запрещена — охота на беглых рабов и священников, за головы которых бриттским солдатам платили по пять фунтов стерлингов, в то время, как голова волка, совершавшего набеги на овчарни помещика-бритта, ценилась в шесть фунтов…

Ну да, Генриха не особо интересовали внутренние проблемы островного королевства. Ему бы со своими управиться! Да с теми же колониями за океаном… Но всё же хотелось, так сказать, принять на руки новую державу в относительном порядке. Ибо Валуа не из тех, кто спокойно стоят в стороне от дел, пусть даже это проблемы соседей; консорт консортом, но рано или поздно он своего не упустит… Но для этого нужно готовить почву уже сейчас.

Поэтому в официально назначенный день подписание брачного Договора не состоялось по весьма тривиальной причине: сам основной документ, но главное — сопутствующие ему, чьё подписание, собственно, и оговаривалось в важнейших пунктах основного, не были готовы должным образом. Представители обоих монархов в сотый и тысячный раз обсуждали и оспаривали поправки, согласовывали со своими государями, переписывали, меняли на ходу, изощрялись, как могли… но не успели.

«Ничего, семь лет ждали — подождём ещё день», справедливо и без особой паники заметил на это Его Величество. «Тем более, что Её Величество ещё не совсем оправилась после недавнего потрясения, да и в отсутствии своего главного советника соображает туговато… простите, чуть медленнее. Затягивать не станем, подпишем всё завтра. А затем уже обговорим процедуру венчания. Нет-нет, ни в коем случае не заранее, ибо в таких делах даже короли невольно становятся суеверны…»

А едва настало пресловутое «завтра», из зева Старого Портала, соединяющего Лютецию с тихим гротом среди утёсов Мохер, вывалились два соглядатая, что говорится — в мыле, почти при последнем издыхании… Впрочем, бритт определённо еле двигался, и выглядел так, словно толпа вооружённых чем попало крестьян лупила его долго и со вкусом, и лишь большое число участников, мешающих друг другу размахнуться как следует, спасли несчастного от неминуемой гибели. Франку повезло больше. Он изначально догадался сменить камзол на лохмотья и пробирался к порталу под видом нищего, не побрезговал. Хотя и ему пришлось хлебнуть — отпинали бриттские же солдаты, которым от попался на глаза в недобрый час… Обоих подхватили под белы руки охранники Портала — и немедля спровадили в Лувр, ибо, по выражению посланцев, новости были неимоверно важные и срочные. Бритта поволокли прямо перед очи Бесс, франка — к его королю. Вот так и вышло, что оба будущих, так сказать, супруга узнали о страшных событиях на Зелёном Острове одновременно.

А произошёл там великий и грандиозный бунт.

***

Советники королевы, за каких-то несколько дней отсутствия Сесила изрядно окрепшие духом, тихо ликовали. Судя по громам и молниям, о которых шёпотом докладывали фрейлины, трясущиеся у дверей опочивальни Бесс, как осиновые листы — королева гневалась, да ещё как! Свита праздновала победу.

Если бы Елизавета рыдала и звала для утешения духовника — вот это был бы серьёзный повод для тревоги. Беспомощная, подавленная бедой женщина намеренно или инстинктивно ищет опору в мужчине, и не просто в советчике, а в том, кто реальными действиями разогнал бы тучи на её небосклоне, совершил бы подвиг и… с которым всё стало бы тихо и спокойно, как прежде. Но поскольку Роберт Дадли, бывший фаворит, ещё с неделю назад был отослан в Лондон, таким спасителем мог запросто оказаться Генрих Валуа, и тогда — прощай, спокойствие и свобода, прощайте, связи и сферы влияний, захваты колоний-кормушек, денежные ручейки со всех сторон Бриттании и света… Король Франкии отнюдь не дурак, наверняка воспользовался бы удобным моментом, женской слабостью, чтобы выторговать для себя титул не консорта, но короля-соправителя Бриттании и проклятой Ирландии, и тогда — устойчивый мир рухнет. Во всяком случае, для тех, кто зрил свою отчизну будущей Империей, над которой не заходит солнце…

Но королева бушевала.

Однажды она поставила на колени взбунтовавшуюся Шотландию, доказав, что женщина может не только воевать, но и побеждать. Справится и с зарвавшимися кельтами и валлийцами.

Последние поправки к брачному Договору были забыты. Члены бриттской делегации тайком готовились к отъезду на родину, справедливо полагая таковой неизбежным и весьма скорым. И ровно в полдень Её Величество, распахнув двери покоев, появилась во всей красе тяжёлого парадного платья и объявила:

— Передайте Его Величеству Генриху, что я желаю посетить его, дабы проститься перед отъездом!

Вот и всё, украдкой перевели дух лорды-советники. Вот и всё. Надолго или нет — пока не ясно, но если Бесс прижмёт ирландцев к ногтю — она вернётся сюда с совсем иными условиями… своими! А если у неё ничего не выйдет — тем более; будет в чём обвинить дикий жестокосердный народ Зелёного Острова, чтобы забыть о милосердии к нему и о прежних договорённостях. В любом случае — более никаких уступок!

…А в это время карета Старого Герцога остановилась у дальнего подъезда Лувра, предназначенного — о, нет, не для прислуги! — для «своих», избранных. Примечательно, что большинство обитателей королевской резиденции даже не помнили об этом входе, пусть и случалось пробегать мимо по многочисленным делам и по десять раз на дню. Для них это были всего лишь наглухо и навсегда закрытые двери, подёрнутые паутиной охранного заклятья, навешанного ещё с той поры, как скончалась светлой памяти королева Мария, первая супруга доброго короля Генриха, так и не сумевшая подарить ему наследника. Сколько уж лет-то прошло? С десяток, не меньше. Очень уж после смерти жены король сокрушался, что, дескать, лишь сейчас оценил силу её любви, да поздно, вот уж и впрямь — «Что имеем — не храним…» Оттого и запер покои Марии навсегда. Даже фаворитка Диана, едва не утащившая Генриха под венец — а ведь готов был, готов! — и та была вынуждена ютиться в комнатах, ничем не отличающихся от обычных, предназначенных для фрейлин. А уж когда эту изменницу сам Господь покарал страшной кончиной — о женском духе во дворце, считай, забыли. Прислуга да гостьи не считаются…

Правда, с недавних пор в заброшенном крыле слышались голоса, вроде как меняли мебель, и, поговаривают, расхаживали там несколько важных господ-архитекторов и мастеров по отделочным работам. Но то понятно: ежели Договор с королевой Бесс вот-вот подпишут — стало быть, и хоромы для неё подготовят именно что королевские. И хоть проживать она будет в своём туманном Лондоне — но, чай, и в Лютецию нет-нет, да нагрянет, и не в гостевой же башне её тогда селить. Жену-то. Королеву…