Правда, господа архитекторы и иже с ними наведывались в закрытое крыло через внутренние коридоры Лувра, не пользуясь наружным парадным входом. Ибо — рылом не вышли. Вот и блестела до сих пор на высоких светлых створках жемчужная охранная паутина… Но не для немногочисленных «своих», знавших, что именно отсюда расходятся многочисленные тайные коридоры, опутывающие Лувр целым лабиринтом переходов и закоулков, из которых можно было незаметно проскочить в любой уголок громадного дворца.

Вот и Аннет, опершись при выходе из кареты на руку Старого Герцога, взглянула на позолоту дверей — и никакого действующего заклятья не увидела. Ибо, сама того не зная, прибыла сюда вместе с «избранным» — как раз тем, кого охранная магия опознала как своего.

— Вы уверены в с-с-своём решении, дорогая? — только и спросил бывший правитель Эстре, Герцог-на-покое, как его полушутя, но с почтением за глаза прозвали при дворе, негласно подразумевая, что «покой» и этот моложавый подтянутый вельможа — понятия абсолютно несовместные.

— Мне это нужно, Арман, — с тоской ответила маркиза. — Надо поставить точку. Проститься. И… попросить, чтобы он не тревожил Анри, или хотя бы делал это как можно реже. Мальчик навыдумывал себе бог знает что; отец для него не просто король, а какой-то добрый всесильный волшебник… Слишком тяжело будет разочаровываться. Надеюсь, Генрих это поймёт.

— Что ж…

Старый Герцог помолчал. Кивнул кучеру, отпуская, взмахнул рукой в сторону секретного входа. Словно в ответ на блеск фамильного перстня засияли, на миг проявившись, охранные нити, и створки дверей дрогнули, поплыли, открываясь. Просторный холл встретил их тишиной и полусумраком. И запахом нежилого помещения, хоть и без затхлости. Ни единой души…

Игнорируя парадную лестницу, устланную коврами, мужчина нырнул куда-то под лестничный пролёт, увлекая за собой Аннет, уверенно коснулся цветочной розетки на одном из барельефов, украшающих стены и… потянул спутницу в открывшуюся, до сего момента абсолютно неразличимую на фоне стены потайную дверь.

— С-с-сюда.

Вдоль неширокого, но достаточного, чтобы прошли два-три человека, коридора, уходящего, кажется, в бесконечность, цепочкой вспыхнули огоньки светильников, гаснущих по мере того, как гости проходили мимо.

— Помните, о чём я предупреждал: ес-с-сли хотите что-то с-с-спросить — делайте это с-с-сейчас. С-с-скоро мы перейдём на половину Генриха, и, как зс-с-снать, возс-с-сможно, где-то в покоях может не действовать магия, поглощающая зс-с-свуки. Здесь не Гайярд, с которым я чувствую с-с-связь и уверен в полнейшей безс-с-сопасности… Итак?..

В речи старого драконида до сих пор проскакивали свистящие и шипящие звуки, придавая ей неподражаемое своеобразие.

— Да что уж там обсуждать, — нехотя отозвалась Аннет. — По дороге всё обговорили. Я помню, Арман. Благодарю.

— Хм-м-м…

Старый Герцог помолчал. Всмотрелся в приближающуюся коридорную развилку, жестом указал на проход, уводящий влево.

— С-с-сюда, Аннет. Кстати, зс-с-сабыл рассказать об одной интерес-с-сной подробнос-с-сти… Будучи ещё в Гайярде, наш добрый король, видимо, ис-с-стосковавшись в одиночес-с-стве, подобрал в с-с-саду домашнего питомца, некоего кота, которого назс-с-свал в чес-с-сть богини удачи — Фортунато. Дивное с-с-создание, чрезс-с-свычайно умное, а главное, нес-с-смотря на вес-с-сьма юный возс-с-сраст, верное. Предс-с-ставляете, Аннет, с-с-своего спасителя и хозс-с-сяина он боготворит, прочих же не подпус-с-скает. Бедняга Жан вынужш-ш-шден был однажш-ш-шды всю неделю не снимать перчатки дажш-ш-ше на переговорах, чтобы с-с-скрыть компрометирующие его царапины…

Аннет даже остановилась. Глянула с недоумением.

— И… что?

Её спутник очаровательно улыбнулся.

— Прос-с-сто дос-с-сужая болтовня, дорогая маркизс-с-са. Чтобы вас отвлечь. Уж с-с-слишком вы волнуетес-с-сь.

Аннет нервно хохотнула.

— Досужая? Да вы слова без определённого намерения не скажете, ваша светлость… Или я чего-то не понимаю?

Вместо ответа Старый Герцог приложил палец к губам, вслушался, кивнул… и опять повлёк её за собой. Аннет оставалось лишь поспешать. Хоть торопливость давалась ей нелегко. Она уже сожалела о решении «просто проститься», однако нужно было поставить точку в своей любви. Подобно тому, как стук заколачиваемых в крышку гроба гвоздей, как звук от комка земли, брошенного на крышку, вдруг безжалостно отсекают прошлое, развеивая иллюзии — так и ей болезненно жаждалось услышать сейчас последнее: «Прости. Мы расстаёмся». Что бы ни придумал, ни предложил сейчас Генрих — для неё все оправдания уместятся в эти три слова, пристукнутые молотком, брошенные вместо земляного кома. Ей нужно ужалить самоё себя, чтобы протрезветь от любви окончательно.

«Генрих… Да чтоб тебе долго меня вспоминать, чурбан ты бесчувственный! Чтоб тебе вовек не полюбить эту рыжую бриттскую ведьму, приворожившую тебя своими мощами… Как же ты с ней целовался мер-рзавец, я всё помню, всё!»

Ох, если бы бранные слова имели силу проклятий — пожалуй, недолго оставалась бы прекрасная Франкия со здравствующим королём. Пришлось бы срочно обучать науке государственного управления старшего из четырёх сыновей Дюмона-Валуа… К счастью, крепчайшие забористые словечки мысленно посылаемые бывшей капитанской дочкой в адрес коварного изменщика, если и обладали магией — то своеобразной, ограниченного действия. Их силы хватало на то, чтобы подстегнуть матросов, «уснувших» во время смены парусов, или энергично объясниться с поставщиком тухлой солонины, или заставить платить прижимистого торгаша, «забывшего» о премиальных за срочную доставку груза. А вот в Лувре они свою волшебную силу как-то разом растеряли. Иначе чем ещё объяснить, что, вместо того, чтобы распалиться как следует и мысленно плюнуть прямо в монаршую физиономию, или, наконец, жирно-прежирно зачеркнуть его в своём сердце, прекрасная маркиза раз за разом вспоминала парочку, целующуюся в лодке неподалёку от берега паркового пруда — и кипела, бесилась, разве что не стонала от боли вслух… Пока склонившийся к ней на ходу Старый Герцог не прошептал озабоченно: «Дорогая Аннет, всё ли с вами в порядке?»

Не в порядке, господин Арман. Но это пройдёт. Сейчас пройдёт. В конце концов, она не желторотый плаксивый юнга, сбежавший в море от богатеньких родителей, она умеет взять себя в руки. Надо просто… просто перешагнуть через воспоминание, причинявшее боль. Сперва отодвинуть его по времени, припомнить, что случилось после того, как она, так же, как сейчас, бесившаяся тогда в камышах на берегу, заставила себя отвернуться и уйти…

Тогда с ней на берегу, откуда ни возьмись, появился Мастер Жан. И, кажется, даже пытался её утешить, причём как-то странно, иносказательно…

Она задышала спокойнее, стараясь отвлечься, воскрешая в памяти подробности встречи. Лишь бы не думать о тех, кто оставался в лодке. Кто, возможно, и сейчас… Нет! Не думать. Мастер Жан — вот на ком надо сосредоточиться целиком и полностью. Что он там делал, на берегу? Тоже подглядывал? Чтобы быть на подхвате и заменить Генриха, если тот не справится? Фу, глупости какие…